Засекреченное метро Москвы. Новые данные

«Многие не любили нас – работников отдела подвижного состава электротяги Метростроя. Мы были придирчивы. Придирчивость была нашей обязанностью. Мы отвечали не за тоннель, не за путь под землей, не за станции. Мы отвечали за то, для чего все это выстроено, – за вагон, за поезд метро. Движение было нашей идеей. Многим казалось, что это навязчивая идея. А дело было в том, что само положение наше вынуждало видеть далеко вперед, гораздо дальше строителей тоннеля, хотя их труд, исполинский, героический, не мог не вызывать восхищения».

«Наш метрополитен построен с душой», – восхитился герой-полярник Отто Юльевич Шмидт, среди первых почетных гостей побывавший на трассе. Но другие москвичи поначалу восприняли метро не как насущную необходимость, не как новый транспорт, а скорее как аттракцион, развлечение. На метро ходили кататься – словно в парк или в кино, даже одежду выбирали понаряднее. Первые дни под землю спускались с экскурсоводами, и только потом был открыт свободный доступ.

Владимир Маяковский восхищался:

Во Москве-реке карась
Смотрит в дырочку сквозь грязь.
Под рекой быстрей налима
Поезда проходят мимо.

Леонид Утесов почти сетовал, описывая жизнь оставшегося не у дел извозчика с его старой лошаденкой:

«Hу и как же это, братцы, получается,
Все так в жизни перепуталось хитро —
Чтоб запрячь тебя, я утром отправляюся
От Сокольников до парка на метро».

Ильф и Петров опубликовали очерк с емким названием «М»:

«Постройка метрополитена могла вначале показаться лишь созданием нового для Москвы вида транспорта. На самом деле она превратилась в целую метрополитеновскую эру. Ее великое содержание не только в том, что прорыты великолепные тоннели под землей, прорублены новые проспекты, возведены и возводятся монументальные здания на земле, а еще и в том, что вместе с булыжной мостовой исчезает и человеческий булыжник. Вместе с городом совершенствуются и люди, которые в нем живут».

Кончено дело? Нет, все только начиналось!

Чтобы такой огромный, сложный механизм, как метрополитен, работал нормально, нужно было наладить его обслуживание, а значит, требовались квалифицированные кадры. А их не было и быть не могло: никто, от машиниста до уборщицы, еще не работал под землей. Всех нужно было учить!

Еще в 1934 году на станции «Комсомольская» на базе МЭМИИТА[5] открылись курсы для машинистов железных дорог, желавших работать на метро. Многие пришли! Через год после пуска метро машинист Большаков рассуждал: «Я перевез на метро около восьми миллионов человек. Это больше населения двух Финляндий!»

Нужны были еще начальники поездов, дежурные по станциям, мастера, путевые рабочие… В сутки проходило 530 поездов с интервалом 4–5 минут, значит, колея разбалтывалась. Ночами рабочие обходили ее, производя «подбивку пути».

Эскалаторы тоже надо было проверять: в сутки самая загруженная станция «Космомольская» пропускала 48 тысяч пссажиров. По тем временам то была очень большая нагрузка на самодвижущиеся лестницы.

Работа уборщиц в метро, безусловно, была более интеллектуальной, нежели на поверхности. Ведь им приходилось ухаживать за станциями-дворцами, за мрамором, ониксом, лепниной, а это требовало особого умения и бережного отношения. И так получалось, что даже немолодые женщины, без образования, но обладавшие достаточным умом, ответственностью, аккуратностью и чувством прекрасного, поступив в метро обычной уборщицей, могли выбиться в люди.