Защищая Джейкоба

То, что произошло следом, я могу с чистой совестью назвать самой искренней, самой непроизвольной реакцией, которую на моей памяти выдал Нил Лоджудис: он в раздражении швырнул свой желтый блокнот. Тот трепыхнул листами-крыльями, точно подстреленная на лету птица, и плюхнулся в дальнем конце зала.

Пожилая женщина в ложе присяжных ахнула от неожиданности.

На мгновение мне показалось, что это был один из театральных жестов Лоджудиса – этакая подсказка присяжным: неужели вы не видите, что он лжет? – только лучше, потому что ее не будет в протоколе. Но Лоджудис молча стоял на своем месте, глядя себе под ноги и еле заметно покачивая головой.

В следующее мгновение он уже вновь овладел собой и, скрестив руки на груди, сделал глубокий вдох. «К делу. Заманиваешь, подлавливаешь – и берешь голыми руками».

Он поднял на меня глаза и увидел перед собой – кого? Преступника? Жертву? В любом случае разочарование. Очень сомневаюсь, что у него хватило ума увидеть правду: что бывают раны, которые страшнее, чем смертельные, и которые в рамках ограниченной бинарной логики закона: виновен – невиновен, жертва – преступник – невозможно даже постигнуть, не говоря уж о том, чтобы исцелить. Закон – это кувалда, а не скальпель.