Я схватил пожилого мужчину за ноги, и мы с трудом смогли оторвать от земли его тяжёлое тело в насквозь промокшей одежде, а затем потащили его к фургону, где второй Техник уже любезно раскрыл для нас задние двери. Мы втащили его в просторный кузов, который оказался ещё более пустым, чем сосуд человечности у службы Техников. Высокая крыша фургона позволяла стоять там в полный рост и даже не бояться удариться головой при небольшой качке в дороге. В дальнем конце я заметил железную дверцу с небольшим круглым окошком, которая вела в широкую кабину. Если вначале я поразился отсутствию средств переноса пациентов, то теперь у меня не осталось никаких иллюзий насчёт пригодности этой службы для лечения людей. Фургон был пуст, абсолютно. Ни приборов для слежения за здоровьем пациента, ни элементарных блокираторов боли – здесь не было ничего, кроме двух длинных кушеток по обеим сторонам фургона, больше напоминающих лавки с прикреплёнными к ним ремнями для фиксации туш.
– Что за?! – выдавил я, когда мы втащили мужчину внутрь.
Техник с удивлением уставился на меня, искренне не понимая моё недоумение, и вновь проигнорировал мои слова.
– Кладём на эту кушетку, – скомандовал он и потащил пациента к левой стене.
Тут старик снова закричал, задёргался, пытаясь высвободиться из наших рук.
– Держите его! – прорычал в ответ Техник, грубо бросая его на кушетку.
Техник начал быстро стал натягивать на него ремни и плотно пристёгивать к кушетке.
– Помогите ему! – грозно и громко вспылил я. – Дайте обезболивающее, установите блокираторы, делайте хоть что-нибудь, чёрт бы вас побрал! Вы же Техник! Что это вообще за катафалк, где всё ваше оборудование, хитроумные устройства, что вообще происходит?
– Успокойтесь, Страж, вы будто вчера родились, – сурово отрезал Техник, отстраняя меня в сторону. – Ему уже ничем не помочь, мы отвезём его в башню.
– Как? Почему? – возмутился я, переводя взгляд с пациента на Техника и обратно.
– Послушайте, у нас своя работа, у вас своя. Не вмешивайтесь в дела, в которых ничего не понимаете, и не задавайте глупых вопросов, – примиряюще ответил Техник, а затем крикнул своему напарнику на улице: – Вась, заводи, поехали!
– Но…
– Если так рвётесь ему помочь, – он положил свою широкую ладонь на моё плечо, – тогда поедете с нами. Нужно за ним присмотреть, пока я буду связываться с техническим отделом. Позже я к вам присоединюсь.
Он несильно, но требовательно надавил своей рукой, повелительно усаживая меня на другую кушетку.
Этот мир – настоящая карусель несуразностей, где все должны повиноваться палачам, а они другим, таким же, прячущим свою сущность за маской умных профессий, белых халатов или дорогих костюмов. Впервые я ощутил себя не на вершине мира, не карающим мечом в руках общества, не его защитником или тайным покровителем высших идеалов, а ещё одной бесполезной пешкой в руках тех, кто на самом деле стоит за пультом управления Системы и вершит наши судьбы, указывает, как нам жить и как умирать. Я хотел помогать людям, но не смог помочь даже единственному страждущему, которого встретил этим утром. Для чего я вообще существую?
Техник подошёл к задним дверям фургона, выглянул и заметил Киру, скромно ожидающую под дождём уже несколько минут:
– Ваш напарник поедет с нами в башню, чтобы присмотреть за пациентом, а вы следуйте за нашей машиной, – совсем недружелюбно бросил он.
Не дождавшись ответа, Техник захлопнул двери и направился в другой конец фургона, где сразу скрылся за дверцей в кабину. Автомобиль тяжело зарычал, мелко затрясся и дёрнулся, набирая скорость. Так мы ехали некоторое время, в течение которых я сидел неподвижно и пристально наблюдал за потерпевшим. Тот ёрзал под ремнями, стонал, и время от времени бормотал себе что-то под нос. Потом неожиданно его пронзила новая вспышка сильной боли, он закричал, захрипел, выгнул спину и приподнялся над кушеткой, насколько хватило натяжения ремней.
– Убейте меня, умоляю вас… – начал повторять он безостановочно.
Я вскочил с места и подошёл к нему.
– Прошу, потерпите, мы уже почти приехали.
Мужчина зло посмотрел в ответ чернотой своих глаз, оскалил сжатые зубы, засопел, и завопил во весь голос, переходя на хрип:
– Убейте меня!