Хранитель восседал за своим большим и массивным деревянным столом в бывшем кабинете Икарова. Облокотившись одной рукой на стол, он задумчиво почёсывал свой гладко выбритый подбородок, а другой нервно постукивал кончиками пальцев по полированной поверхности. Он внимательно рассматривал мой понурый вид, слегка нахмурив брови, выискивал в моём образе неизвестные мне ответы и иногда чуть слышно хмыкал себе под нос, словно удивляясь собственным мыслям. Вергилий размышлял о чём-то серьёзном, представлял в своей голове сотни вариантов действий, принимал сложные решения, и, возможно, это было множество невероятных комбинаций моей будущей изощрённой казни. Может быть, но не в этот раз. При всей его глубокой задумчивости в этом пронизывающем до костей взоре из-под свисающих белых локонов всё же читалась некая снисходительность, менторское разочарование, но в то же время острое желание поддержать своего нерадивого ученика. Безусловно, он осуждал меня с самого первого дня нашего знакомства, ругал, может, даже посылал в мой адрес бесконечное количество проклятий, когда оставался один и закрывался в своём кабинете. Но всё же он делал это только с одной целью, чтобы защитить меня, направить по верному пути. Подобное отношение к человеку иногда не так просто увидеть, но всегда можно почувствовать в каждом взгляде, слове или поступке. Во всём этом угадывалась частица той заботы, какую щедро дарил Икаров всему отделу Стражей, только чувства Вергилия оказались более скрытными, холодными, но от того не менее приятными. Не такие уж они и страшные, эти Хранители…
В тягучем, натянутом до предела молчании, повисшем в кабинете этим днём, Вергилий глубоко вдохнул и с тяжёлым сердцем медленно выдохнул, переводя взгляд с меня на стоящего рядом Плотникова. Старший Техник приютился за моей спиной, виновато потупил взор и рассматривал пустоту под своими ногами. Для чего вызвали Костю, для меня оставалось загадкой, а Вергилий не спешил развеять мои сомнения. На входе в башню меня встретила обеспокоенная Марина и предупредила, что Хранитель в ярости и готов крушить направо и налево, но сейчас в нём не осталось и следа от ярких эмоций. Хотя, прекрасно зная Марину и её благоговейный трепет перед Хранителем, понимаю, что она могла слегка преувеличивать. Но в тот момент мне было всё равно, что скажет Вергилий, если опять начнёт упрекать, обвинять, грозиться отключением… я был опустошён. Я не смог помочь тому человеку, не спас его от роковой ошибки, тогда какой прок от моей быстрой реакции и гордого звания Стража Системы? Меня до сих пор не покидало гадкое чувство, что я весь покрыт кровью этого бедолаги, несмотря на то, что она моментально испарилась, стоило только Кире извлечь чип самоубийцы. Мне всё время хотелось стереть с лица следы позора, пойти скорее в душ и смыть с себя эту гадость, глубокое чувство вины… если это вообще возможно. Больше всего я сейчас завидую только одному человеку – своей любимой напарнице. Ей постоянно удаётся оставаться в стороне от всего этого безумия и выслушивания нотаций Хранителя, а все шишки падают исключительно на мою голову. Почему именно мне оказана такая великая честь? Вот и сегодня нас привезли в башню, где у входа нас встретил хмурого вида Плотников, забрал у Киры чип погибшего пациента и попросил меня пройти с ним к Хранителю. Вот так мы оказались перед лицом страшного суда, где уже несколько минут пребывали в полной тишине и смирно ждали, когда Хранитель подберёт в своей голове подходящие цензурные выражения, чтобы выразить всю глубину своих эмоций. При этом мы остались стоять в нерешительности в центре комнаты, так и не дождавшись от Вергилия приглашения сесть в кресла для посетителей.
– Как ты себя чувствуешь, Стил? – внезапно, но спокойно спросил Хранитель, затем откинулся на спинку кресла и скрестил перед собой руки. – Как твоё плечо? Голова?
Я неуверенно почесал в затылке.
– Жить буду, скорее всего, ведь это главное? В целом, довольно неплохо. Учитывая мою работу, мне не дают задумываться о боли.
Потом я пожалел, что ненароком надавил Вергилию на больное место, упомянув «свою работу», но было уже поздно. Его лицо скривилось от негодования, затем он склонился над столом в красноречивом жесте и помассировал пальцами свой лоб.
– Ох, Стил… – начал Хранитель. – Ох уж эта твоя работа! Как ты умудряешься каждый день влипать в неприятности? Ты всегда таким был? Ты даже до работы не можешь доехать без приключений!
Вергилий не повышал голоса и не показывал свою злость, скорее обречённо констатировал факты, с которыми он ничего не может поделать. Как строгий отец буднично отчитывает сына за очередную двойку, при этом прекрасно понимая, что его сын – неисправимый олух.
– Ты зачем Техникам-то досаждать начал? Пусть каждый выполняет свою часть работы: ты свою, они свою. Ну, увидел больного, сообщи куда следует и езжай дальше. Без тебя разберутся. Что ты как затычка в каждой… а-а-а, ладно. – Вергилий махнул рукой. – Но в машину-то к ним зачем полез?
– Так Техник сам велел! – возмутился я.