Защищая горизонт. Том 2

Кругом царил пугающий полумрак. Даже яркий красный свет, так страстно манивший меня в первые мгновения новой жизни, потускнел, свернулся в маленькую точку и превратился в одинокий источник света в углу большого помещения, красный светильник, что отчаянно сиял сквозь враждебно окружившую его тьму и был моим единственным спасением от полного забвения. Его тусклый свет с большим трудом пробивался через плотную завесу мрачного и удушливого воздуха, освещая лишь небольшой пятачок рядом с собой, и со страхом вглядывался в кромешную тьму, притаившуюся в каждом сантиметре странной комнаты. Но даже так я смог разглядеть грязные металлические стены, уже покрывшиеся местами коррозией от вечной сырости и уходящие куда-то глубоко в темноту позади меня. Я слышал глубокое эхо в пучине безмолвия, оно разносилось от каждого неловкого шага, от каждого шлепка об пол моими босыми ногами. Топот с радостью бросался в объятия одинокой тишины, которая уже, кажется, забыла, что значат звуки жизни. Эхо прокатывалось по всем стенам, весело отражалось от них и уходило куда-то глубоко в темноту длинного помещения. Я обернулся посмотреть на капсулу, на вечную тюрьму для моего разума, где был заточён так много лет и где я, кажется, был счастлив. Когда-то… Сейчас это странно вспоминать, но были времена, когда я был доволен таким заточением и своей жизнью, я испытывал неподдельное чувство радости и сопричастности к великим делам, цифровая клетка казалась мне бесконечным райским садом, где я мог бы реализовать все свои мечты. Но чем ближе приближался к ним, чем упорнее тянул руки, тем сильнее реальность прогибалась под моими усилиями, и вместо долгожданных желаний мои пальцы ощутили холодную и безразличную сталь моей невидимой тюрьмы. Теперь капсула служила лишь напоминанием о той самой жизни, о жутком кошмаре, от которого я, наконец, проснулся. Я знал, что мне придётся вернуться в эти сны, вновь встретиться лицом к лицу со своими страхами и предстать перед судом Стражей за убийство их коллег, но так было нужно, я чувствовал это. Такова наша судьба – сражаться и умирать во имя того, во что мы верим. Лишь одна надежда утешала меня, пока я осматривал свой новый дом, что после спасения Системы от неминуемого разрушения и всех её жителей от жуткой участи мне простят былые провинности или хотя бы закроют на них глаза, пока не настанет время страшного суда.

Моя бывшая капсула одиноко лежала у длинной стены на каком-то возвышении или пьедестале, будто жертва на алтаре для неизвестного мне божества, а вспоротое металлическое брюхо, откуда родился совершенно новый человек, теперь зияло темнотой, и туда мне совсем не хотелось возвращаться. Капсула крепилась по бокам к двум тонким полозьям, чьи концы уходили в стену и исчезали за закрытым люком, через который меня доставила сюда система автоматического выброса. Любой человек в Системе, все, кого я знал и видел каждый день, находятся где-то там, на другом конце этих полозьев в абсолютной тишине своих компактных капсул, погребённые в тёмных закоулках огромного комплекса. Я вздрогнул от одной только мысли о том, чтобы годами неподвижно лежать вот так, в полной темноте и одиночестве, за непроницаемыми стенами своего добровольного кокона. Где-то там, в глубинах собственного разума, в мире иллюзий и снов, мы едины, мы любим друг друга и стремимся к общему счастью, чувствуем каждого человека рядом, думаем, что составляем единое целое. Но на деле мы все одиноки в реальном мире из тьмы и металла, разделены целой бесконечностью из серых холодных и безразличных стен. Мы витаем в стране сладких снов, медленно умирая в личных тюрьмах, куда заточили сами себя.