Защищая горизонт. Том 2

Сейчас же всё резко стало сложным и непонятным, я уже не могу быть уверенным, куда приведёт меня следующий шаг и что случится со мной в следующий момент. Свобода выбора дарует страх перед неизвестным, чувство одиночества и покинутости, страх перед чрезмерным грузом ответственности за свою жизнь и судьбы всех остальных. Этого я не мог простить своим бывшим коллегам. Мысленно я уже смирился с потерей своего звания, со статусом изгнанника и гонимого всеми Отступника, но Павел? Боже, что они с ним сделали, и в чём он был виноват? В том, что ему не повезло связаться со мной? Я даровал ему будущее, но оказалось, что вовсе лишил его всякой надежды. Это был мой первый личный выбор, единственный раз, когда я поступил не по чьему-то приказу, а по собственной воле. Первый раз, когда я своими действиями действительно старался улучшить чью-то жизнь, помочь подняться с колен, и это моё крошечное, но такое искреннее деяние у меня отняли, оторвали, как первенца у безутешной матери. Зачем они так поступают со мной? В тот момент я по-настоящему испугался, что теперь всё, связанное со мной, подверглось огромной опасности. Нужно увести Шолохова, спрятать где-нибудь, и неважно где, лишь бы подальше от их мстительных рук. Не знаю, что именно сейчас движет мной: желание спасти старика, чувство долга перед ним или паническое стремление узнать побольше о Соле прежде, чем мои бывшие коллеги доберутся до Шолохова.

Но больнее всего мне было покидать Ани, вот так оставлять её одну на обочине шоссе, смотреть в её манящие глаза, когда такси очень быстро увозило меня прочь. Но я ничего не мог поделать. Когда моя жизнь начала рушиться и распадаться на осколки, я не хотел, чтобы ко всему прочему досталось и моей новой знакомой. Только потом, уже в салоне уходящего вдаль такси, меня вдруг осенило, что я так и не поинтересовался, где она живёт, не спросил даже номера её Консоли. Меня с головой накрыло такой волной страха, что захотелось прямо на ходу выпрыгнуть из автомобиля и умчаться как можно скорее назад к той, что однажды укрыла меня от дождя. Я испугался, что никогда больше не увижу её милой улыбки, не услышу её чарующего голоса, который уже успел въесться в мою память и теперь звучал в моей голове без остановки, заставляя сердце сжиматься всё сильнее. Лишь на грани утраты чего-то ценного для нас, что мы привыкли не замечать в круговороте дней и теперь стремительно упускаем из своих рук, только тогда мы начинаем ценить каждое мгновение и каждую частичку тепла, подаренную другим человеком. А для меня это стало настоящим наваждением, единственной яркой искоркой в пучине жизни, что умудрилась мимолётом коснуться моего сердца, той его части, которую я далеко запрятал ото всех людей и которая не ведала ничего, кроме боли и страха. Неужели я теперь никогда не увижу Ани и не услышу её ангельского голоса? Боже, «никогда»… похоже, теперь ты стало и моим спутником, что окончательно сведёт меня с ума. А такси всё это время безучастно и безразлично увозило меня вдаль, всё глубже окуная в мою прошлую жизнь, о которой я уже успел забыть за эти мимолётные минуты, проведённые под одним зонтом вместе с Ани.

Такси быстро домчало меня до дома Шолохова, после чего я пулей влетел на последний пятый этаж и стал колотить в его дверь. Новоявленный Призрак долго не решался её открывать, но после моих настойчивых ударов он всё же отворил запор. Тогда я резко ворвался в квартиру с взбудораженным взглядом и задыхаясь больше от нервов, чем от рывка наверх. Своим внезапным и громким появлением я сильно напугал кота, обычно вальяжно встречающего меня у входа. Барсик встал на дыбы, распушил хвост и боком упрыгал обратно в комнату.

– Что же ты делаешь, изверг?! – накинулся на меня старик. – Ты зачем кота пугаешь, чего стучишь как ошалелый, что случилось? Почему сам не вошёл по-тихому? – Затем он поискал взглядом кота в комнате, где тот успел скрыться. – Барсик, Барсик, ты где? Выходи, не бойся.

– Я… это… – Я пытался ответить хоть что-то, но внезапный приступ удушья не давал вымолвить ни слова.

– У-у, как всё запущено, вас, Стражей, физкультуре больше не учат? Пойди присядь, отдышись сначала. Кота успокой! Сам виноват, сам и извиняйся перед ним.

– Д-дмитрий Иванович, нет времени, собирайтесь, вам нужно уходить! – выпалил я, переводя дух.

– Не по-онял, – с подозрением протянул старик.

– Я больше не Страж, понятно? Поэтому не смог войти сам. Меня выгнали, я… долго объяснять, вам нужно уходить! Они могут проверить мои дела, прийти, найдут вас, – тараторил я без остановки.

– Понятно, – разочарованно ответил Шолохов, потом поморщился и пожевал губами. – Никуда я не пойду, Стил, ты же знаешь. Проходи на кухню, попьём чаю в последний раз. Эх, я же говорил, говорил…

Затем Шолохов плавно развернулся на месте и поплёлся на кухню, и только Барсик продолжал смотреть на меня с укоризной, выглядывая из-за дивана.