Защищая горизонт. Том 2

– Вся эта затея была твоим глупым и эгоистичным желанием, Стил, – спокойно пробормотал Шолохов, зажигая огонь под металлическим чайником, подаренным мной в один из визитов. – Твоим и только твоим. Я лишь просил отпустить меня, позволить уйти из этого мира. То, что ты сейчас здесь, один, лишённый звания Стража, преследуемый своими же друзьями – всё это закономерный итог твоего неуёмного любопытства. А что если? Почему? Все эти вопросы привели тебя к этой черте. Действуй ты по правилам, соблюдай закон, как положено гордому званию Стража, то мы бы сейчас не вели эту беседу, каждый из нас находился бы на своём месте, там, где он хочет быть.

– А что если я уже не хочу там быть? – спросил я, входя следом на кухню.

– Тогда для тебя всё кончено, молодой человек. Для Стража нет пути назад.

– Но вы же его нашли?

– Как видишь, я нашёл только смерть. То, через что я прошёл, будучи в твоём возрасте, я бы не пожелал никому. Такая жизнь – это не дар, а сплошное наказание, и я устал от этого, Стил. Как же я устал… Ты можешь бежать, скрываться, продолжать разрушать свою жизнь, а я устал бегать от прошлого. Оно каждый раз неминуемо настигает меня.

– От прошлого? Вы про своё прошлое в качестве Грома?

От неожиданности Шолохов даже подпрыгнул на месте, замешкался на секунду, а затем продолжил свои приготовления к чайной церемонии, доставая чашки из кухонного буфета.

– Да-да, Дмитрий Иванович, я знаю про ваше прошлое, про вашего напарника Шквала, и это ещё одна причина, по которой я пришёл сюда.

– Я думаю, что это единственная причина, по которой ты здесь, – сухо отрезал Шолохов, со звоном водружая чашки на стол. – Ох, что же ты наделал, Стил? Только не говори, что вломился в Центральную Консоль?

Шолохов посмотрел мне в глаза и, судя по его реакции, увидел в них столько ужасных событий последних дней, что прямого ответа не потребовалось. Он только покачал головой, снова поохал и стал наливать заварку из маленького фарфорового чайника.

– Скажите для начала, почему Шквал и Гром? Откуда такие забавные прозвища? – спросил я, осторожно пытаясь зайти издалека.

– Мы были молоды, безрассудны и глупы, прям, как ты, Стил. Да и времена были иные. Стражи ещё не разделились на Ищеек и Палачей, Отступники не обладали такой мощью и организованностью, а мы, парочка молодых ребят, грезили подвигами, приключениями и смело рвались в бой. Тогда никто об этом не задумывался, все брали громкие и зачастую кричащие пустым пафосом имена и буквально играли в войну с Отступниками, жили этим.

– Я знаю, что Громом были вы, а вот Шквал, кто он? Расскажите о своём напарнике?

Шолохов некоторое время не знал, что ответить, слова будто застряли в его горле и не хотели покидать родное гнездо, боялись снова оголить что-то, давно оставленное позади. Я видел, как скривилось от боли его лицо, но он всеми силами пытался скрыть свои чувства.

– Шквал был весьма милым парнем, насколько это вообще возможно в нашей профессии. Тихий, добрый, он страстно горел своей работой, всегда рвался в бой вместе со мной, был смелым и умным, я бы даже сказал, бесстрашным. В обычной жизни он казался очень скромным и немного замкнутым, но когда он замечал несправедливость, то его глаза вспыхивали праведным гневом, а оружие в руках запевало бравурную тризну по отключённым Отступникам. Мы столько пережили вместе, столько всего повидали и столько раз спасали друг другу жизни, что сейчас уже и не счесть. Хорошая была команда, без скромности сказать, лучшая! Я часто вспоминал те времена, наши бои, задания, зачистки притонов. Это ни в коем случае не красиво, в убийстве людей нет никакой гордости, а война с преступностью всегда ужасна. В моих словах нет восхищения жестокостью, это всё, безусловно, трагедия, но сейчас, после стольких лет, я вспоминаю те дни с теплотой. Была в нашей работе какая-то величественная романтика, доступная только молодым и горящим сердцам. Ой, подожди, чайник-то уже нагрелся, поди!

Шолохов вдруг вскочил из-за стола, снял с плиты чайник и стал разливать кипяток в чашки.

– Вы ведь знаете, о ком я хочу спросить, не так ли? – Я загадочно прищурился. – Расскажите, пожалуйста, как Шквал превратился в того, кого теперь называют Солом, и почему это произошло.

Шолохова всего передёрнуло от этого имени. Он быстро достал из буфета блюдце с засохшим печеньем, бросил его на стол передо мной, а сам плюхнулся обратно на своё место.