У Вали Краснощековой «Батя» ассоциировался с Чкаловым: такой же хороший мужик, такой же отважный летчик. Похоже вспоминал о нем и его друг и ученик Алексей Маресьев, ставший большим советским героем: сбитый над вражеской территорией и раненный в обе ноги, он прополз восемнадцать километров, пытаясь вернуться к своим, и позже, с ампутированными ногами, вновь начал летать и вернулся в боевую часть. «Баранов — мой первый фронтовой командир. Я его как сейчас вижу: среднего роста, плотно сбитый, с вьющимися немного рыжеватыми волосами. Взгляд волевой… Строгий был командир, но людей любил, умел их ценить… Баранов первым научил меня главному для любого летчика — искусству умело, находчиво и неожиданно вести воздушный бой», — вспоминал Маресьев.[423]
Летчиков, своих подчиненных, своих учеников Баранов «учил воевать собственным примером, на все сложные задания водил группы сам», вспоминал Евгений Радченко из 296-го полка, прибавляя, что по характеру Баранов «был очень веселым».[424] Батя действительно был очень яркой личностью. Он с детства мечтал быть кавалеристом, только жизнь внесла коррективы и сделала его летчиком. Однако замашки кавалериста у него остались. Как-то Хрюкин, заехав в полк, увидел Баранова, отправлявшего в вылет летчиков, в очень странном наряде: «Батя» был босой, в рубашке вместо гимнастерки, сигнал на вылет подавал саблей, которую бог знает где достал. «В каком вы виде, Баранов!» — заметил Хрюкин,[425] и больше ничего: он любил и уважал Баранова, своего ровесника. О любви Баранова к женщинам и вечеринкам он тоже знал, но считал, что за этим должен следить замполит. Но замполит 296-го полка майор Крайнов, «неинтересный серый человек», нелетающий командир, никакого веса в глазах «Бати» не имел.В январе Крайнов сообщал начальнику политотдела 6-й ГИАД о проделанной партийно-политической работе: «Политико-моральное состояние личного состава полка здоровое. Весь личный состав полка, партийно-комсомольская организация нацелены на выполнение боевых приказов командования полка. Личный состав воодушевлен успешным наступлением нашей Красной армии и отдает все силы на быстрейший разгром врага».[426]
Темы бесед коммунистического актива с личным составом выбирали соответствующие, например: «О революционной бдительности в период наступления Красной армии» (с девушками-оружейницами специальную беседу на тему «Выше революционную бдительность» провел майор Гуськов). Мы не знаем, что думал о женских кадрах своего полка майор Крайнов, а вот замполит соседнего 85-го полка Панов иногда терял терпение. Как-то вечером он проводил с женским личным составом беседу в том духе, что «Америка с Англией нас в беде не бросят, дела япошек на Тихом океане приближаются к полному краху, югославские партизаны снова намылили немцам шею, Роммель в Африке увяз в песках пустыни. Да и у Красной армии есть не только катюши и новые танки, но и героические традиции предков, «правда, графов и князей, но хороших» — Суворова и Кутузова». Девушки, некоторые из которых, устав за день, уже улеглись отдыхать, не зная, что к ним заглянет замполит, казалось, внимательно слушали, однако по их пустым глазам видно было, что они думают о своем. Неожиданно черноглазая Надя, приподняв одеяло, пригласила его под хохот подруг: «Эх, комиссар, комиссар, куда тебе ходить — сыпь под одеяло!» Панову ничего не оставалось, как, махнув на политобразование рукой, сбежать.[427]