Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной

Теперь все изменилось: Галя сердилась уже на то, что их аэродром подскока (аэродром ближе к линии фронта, предназначенный для кратковременной стоянки с целью увеличения дальности полетов), по ее мнению, находился слишком далеко от линии фронта, и на то, что первые боевые вылеты были, как ей показалось, тренировочные, с учебными целями. На других летчиц и штурманов первые боевые вылеты тоже не произвели большого впечатления. Над целью в них никто не стрелял. Прошел слух, что, не доверяя, им дали слабо укрепленные цели, так что получился обычный тренировочный полет. Когда в ту ночь из своего второго вылета не вернулись командир эскадрильи Люба Ольховская со штурманом Верой Тарасовой, все были уверены, что возникла неполадка в работе самолета и они сели на вынужденную посадку. С Любой Ольховской, самой смелой, самой опытной летчицей во всем полку, не могло ничего случиться. Скоро они появятся. Но Ольховская и Тарасова не вернулись. Шло время, а их судьба все оставалась неизвестной. «До этого времени их нет», — писала Галя. Оказалось, что летчики соседнего летавшего на У–2 полка, «братского», видели, как какой-то самолет обстреляли зенитки. «Что, где — ничего не известно. Летчики (браточки) видели, что один самолет попал в свет прожектора. По нему открыли огонь вражеские зенитки. Самолет дал сигнал “я свой”, видимо, принял вражеские прожекторы за наши… Тяжело первый раз думать о том, что подружки не вернутся…» Что с ними могло случиться, если они попали в плен? «Дорогие подруги, — писала Галя, восхищавшаяся Любой Ольховской. — Как много вы пережили, если и правда попали к врагу». Несколько дней Любу и Веру ждали, отказываясь верить в плохое. Как только над аэродромом появлялся самолет, все скорее бежали смотреть, «может, это комэскина машина».[168]

Жители маленького поселка около донбасского городка Снежное слышали в ту ночь, когда начал свою работу полк Бершанской, взрывы, а утром нашли сбитый У–2. В передней кабине сидела, склонив голову на борт, «красивая темно-русая девушка в летном комбинезоне» — несомненно, летчик Люба Ольховская. Во второй кабине была еще одна девушка — лицо круглое, чуть вздернутый нос — Вера. Обе девушки были мертвы. Жители поселка хоронили летчиц тайком: Снежное было уже занято немцами. Однополчанки узнали о том, где они похоронены, только через двадцать три года, когда Евдокия Рачкевич отыскала их могилу. А тогда, в мае 1942 года, Ира Ракобольская отправила родным Веры и Любы извещение о том, что девушки пропали без вести.

«Наша эскадрилья пока что без командира, — писала Галя через несколько дней. — Теперь уже каждый чувствует, что не вернутся наши девчата…»

Приехав в находившийся неподалеку от Труда Горняка шахтерский Краснодон, девушки были поражены совершенно тыловой обстановкой в городе. Немцы уже однажды были близко от Краснодона, но их прогнали, и теперь местные не верили, что ситуация может повториться с совершенно иным результатом.

Краснодонские девушки с интересом разглядывали летчиц, одетых в гимнастерки и брюки и вооруженных пистолетами. Никто не представлял, что через пару недель город будет оккупирован. Еще через полгода семнадцатилетние ребята и девушки, создавшие там подпольную организацию «Молодая гвардия», были выданы предателем и зверски замучены немцами. Александр Фадеев написал о них роман, так и называвшийся — «Молодая гвардия». В нем рассказывалось о борьбе и гибели Олега Кошевого и его товарищей, но это было, конечно, художественное произведение, пусть и написанное на основе реальных событий. Краснодонские комсомольцы, вчерашние школьники, которым было от четырнадцати до двадцати пяти, а большинству — по шестнадцать или семнадцать лет (организатору подпольной группы Олегу Кошевому едва исполнилось шестнадцать), отличались от созданных Фадеевым художественных героев, людей невиданной силы духа. Все они были обычные, честные и хорошие ребята, почти дети, любившие родину и с увлечением включившиеся в борьбу, не понимая, чем все может закончиться. Люба Шевцова, член штаба «Молодой гвардии», восемнадцатилетняя радистка диверсионной группы, написала своей маме из тюрьмы такую записку:

«Здравствуйте, мамочка и Михайловна! Мамочка, Вам уже известно, где я нахожусь. Я очень сейчас жалею, что я не слушала Вас, а сейчас сожалею, так мне трудно. Я не знаю, никогда не думала, что мне придется так трудно.

Мамочка, я не знаю, как Вас попросить, чтобы Вы меня простили за то, что я Вас не слушала, но сейчас поздно. Мамочка, прости меня за все, что я тебя не слушала. Прости. Может быть, я тебя вижу в последний раз.

Прости меня, я не знаю, как простишь. Не увидела я своего отца и уже, наверное, не увижу маму. Передайте всем привет. Тете. Всем, всем. Шуре, пусть меня тоже простит… Прости, уже больше, наверное, не увидимся…»

Любу, как и других ребят, немцы после пыток расстреляли, но после освобождения Краснодона мама Любы Шевцовой получила еще одну весточку от дочери. На стене камеры Люба нацарапала: «Прощай, мама, твоя дочь Любка уходит в сырую землю».[169]