Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной

Эти показательные воздушные бои подтвердили опасения Клещева. По мнению летчиков 434-го полка, «летчицы были неплохо обучены пилотированию истребителя, выполнению взлета и посадки. Но подготовка их к боевым действиям страдала серьезными недостатками».[260] Было очевидно, что они «не умеют тактически грамотно вести воздушный бой, маневрировать на вертикалях, эффективно применять оружие». Этому их не обучили в Энгельсе, так что необходимо было учить и учить уже в боевом полку. Семенов не представлял, как они станут воевать в такой тяжелой воздушной обстановке, какая сложилась под Сталинградом: «их просто по-человечески жалко посылать в бой…» Клещев не форсировал событий, выпускал девушек ведомыми с опытными летчиками. И все-таки всех не уберег.

Погода стояла прекрасная, и каждый день немецкие бомбардировщики прилетали большими группами в сопровождении истребителей бомбить станцию Котлубань и советские войска рядом с ней. 16 сентября летчицы напрасно ждали от командира полка разрешения принять участие в вылетах. На их самолетах летали летчики-мужчины, которые вернулись к вечеру после шести боевых вылетов с «черными от усталости лицами» и глазами, воспаленными от перегрузок. Когда собрались у командного пункта, было объявлено, что главный гитарист и песенник полка Коля Парфенов, полюбившийся женскому звену, не вернулся из боя. И хотя видели, что при падении самолета с его бортовым номером пилот не выпрыгнул с парашютом, летчики все еще надеялись на чудо: случалось и так, что летчики, которых никто уже не ждал, возвращались в свою часть через несколько дней со своей или вражеской территории, обожженные, хромая, но живые.

На следующий день, 17 сентября, Клаве Нечаевой и Клаве Блиновой разрешили совершить боевой вылет, поставив их ведомыми к опытным летчикам Котову и Избинскому, командовавшим группами истребителей.[261] Группа подошла к линии фронта. С высоты взгляду открывалась необыкновенная картина. На земле шел бой, видны были взрывы, вспышки орудийных выстрелов, на востоке горел Сталинград. Дымка от пожаров поднималась на километр-два, и сквозь нее проглядывали блестящие полоски Волги и Дона.[262] Задание оставалось прежнее: прикрывать наземные войска от бомбардировщиков противника.

С истребителями, сопровождавшими немецкие бомбардировщики над Котлубанью, Клава Нечаева и Клава Блинова приняли свой первый воздушный бой. Вскоре после вылета группы с пульта наблюдения сообщили, что с севера на Котлубань идут «юнкерсы». Едва они показались, Избинский повел свою группу в атаку, и с ходу он сам и летчик Карначенок сбили по самолету противника. Дальнейшее для Клавы Блиновой происходило как во сне. Внезапно на них со стороны солнца свалились «мессершмитты». «Кручу я в кабине головой: крестов-то, крестов!.. Кого в прицел ловить? Где моя цель? Где ведущий?..» Помня, что медлить нельзя и надо «ковать железо, пока горячо», Блинова, двинув до отказа рычаг газа, атаковала. «Какой-то фашист» уже бил по ее машине «из всех пушек», и все могло кончиться плохо, не подоспей на выручку Саша Котов.[263] Клаве Нечаевой повезло меньше. Подробно о ее первом, и последнем, бое написал его участник А. Баклан. Он считал, что Клава погибла, прикрывая своего ведущего капитана Избинского. Но, по мнению Степана Микояна, Избинский был далеко не идеальным ведущим. «Избинский был прекрасный боец, отличный летчик, но такой немножко хулиганистый». Он даже имел за какую-то драку судимость и отбывал её на фронте. «Выпивал, конечно, но воевал хорошо». Только в бою Избинский «маневрировал, практически не обращая внимания на ведомого, и ведомому было сложно за ним удержаться».[264] Баклан тоже вспоминал, что «группа прибыла в заданный район и сразу же наткнулась на вражеские бомбардировщики. Первая наша атака получилась удачной: Избинский и Карначенок сбили каждый по “юнкерсу”»… В это время неожиданно, так как летели со стороны солнца, выскочили вражеские истребители, и картина боя стала совсем другой. «Началась несусветная воздушная карусель. За фонарем кабины земля то вставала дыбом, то опрокидывалась в тартарары, а то заваливалась набок». Оглушал доносившийся со всех сторон треск пулеметов. Один из «мессеров» в упор атаковал и подбил самолет Клавы Нечаевой, он загорелся и стремительно пошел к земле.[265] Когда в обломках самолета вместе с обгоревшими останками летчика нашли планшет майора Клещева, в штаб дивизии было доложено: «Погиб майор Клещев». Услышав об этом, Клещев, который сам присутствовал в штабе дивизии на совещании, сразу же понял, кто погиб.[266]