Это письмо, как и другие Катины письма, написано без единой ошибки, хотя его автор закончила лишь сельскую школу. Читаешь его, и кажется, что написано оно для того, чтоб подготовить Катиных сестер, возможно уже потерявших мать, к тому, что они могут потерять и Катю. Истребительный 437-й полк непрерывно был в боях, почти ежедневно теряя летчиков и машины. Однако в первые дни октября все изменилось.
437-й полк летал на самолетах Лаг–5, поэтому Яки там обслуживать не могли: не было запчастей, техники слабо знали устройство этого самолета. При первой возможности девушек перевели в полк, который в этот момент переучивали на Як–1, — 9-й гвардейский. Почему поступили именно так, почему не перевели обратно в женский полк? Вероятно, командир полка Казаринова не настаивала на их быстром возвращении, к тому же сыграли роль самолеты: пока летчики 9-го полка ждали новые Яки, они могли начать тренироваться и дежурить на самолетах девушек: от полка, хотя он был выведен из боев на переучивание, требовалось прикрывать железнодорожную станцию Эльтон, на которую часто совершали налеты немецкие бомбардировщики — теперь эта железнодорожная ветка стала единственной, обеспечивавшей сообщение со Сталинградом. Четыре летчицы, прекрасно освоившие Як, могли начать дежурства уже сейчас, не дожидаясь, пока обучатся остальные. Возможно, кроме того, что человек, принимавший где-то в штабе решение об их переводе в 9-й полк, который планировалось, пополнив лучшими летчиками, сделать полком асов, счел, что звену лучших советских летчиц-спортсменок СССР место именно здесь. Командир 9-го полка этого мнения не разделял: слишком уж опасная его полку была отведена роль, и он не хотел рисковать женщинами. Тем не менее он решил взять девушек на период тренировок. Двадцатисемилетний майор Шестаков, в отличие от Беляевой и Будановой, в воздушных парадах участия не принимал, пройдя совсем другую школу: одним из лучших советских асов-истребителей он стал в боях.
Лев Шестаков, «невысокий плотный командир» с мелкими чертами славянского лица и слегка оттопыренными ушами, «очень динамичный»,[298]
был совсем молод, но окружающие обращались к нему уважительно по имени и отчеству — Лев Львович. Комиссар Дмитрий Панов, старый знакомый Шестакова, был рад встретить его на Сталинградском фронте: этот «невысокий крепыш, сероглазый шатен» с сильным, властным, порывистым характером, один из лучших командиров истребительных полков в советских ВВС, придется здесь очень кстати.Шестаков, сын железнодорожника из Донбасса, с детства хотел стать летчиком. Он летал на истребителе уже с 1936 года, и в 1937–1938 годах приобрел боевой летный опыт во время гражданской войны в Испании. Более опытные летчики быстро увидели в Шестакове талант настоящего истребителя: удивительную способность при встрече с самолетами противника молниеносно проигрывать в голове варианты предстоящего воздушного боя. Решения, на которые у летчика-истребителя есть лишь доли секунды, Шестаков принимал абсолютно рационально. Уже тогда, в двадцать два года, он анализировал тактику воздушного боя и пытался вывести собственные правила.
Посетив на обратном пути из Испании могилу Карла Маркса на кладбище Хайгейт в Лондоне, Шестаков вместе с уцелевшими в воздушных боях товарищами вернулся в СССР, чтобы продолжать тренироваться и тренировать других, готовясь к новой, нависшей над СССР войне, угроза которой начиная с 1939 года ощущалась постоянно. Тревога на какое-то время ослабела, когда, после заключения пакта Молотова — Риббентропа, вслед за Сталиным страна поверила в большую дружбу с немцами. И тут же грянула война такого масштаба и такой жестокости, каких не ждал никто.