Защита

– Извините, – сказал он. Они оба молчали, разглядывая носки своих туфель.

– Покажите, пожалуйста, это письмо.

– О, господи, ну зачем вам оно? – тихо сказала она, но все же раскрыла сумочку и вынула оттуда конверт. Он был надписан и заклеен.

– Можно мне распечатать? – спросил Григорьев.

– Да.

Он разорвал конверт. Вынул сложенную вдвое половинку листа из ученической тетради, на которой было написано: «Меня можно встретить…» и дальше перечислялись: гостиница, корпус института, где проходили курсы, кинотеатр… и время… Много, много цифр. Она писала, что он может встретить ее и утром, и вечером, и днем. И места встреч, и время, все было тщательно перечислено. Внизу стояла дата. Она написала ответ еще семь дней назад, как только, наверное, получила его отчаянное письмо.

– Подарите мне это, – попросил он.

– Нет, – сказал она и взяла из его рук листок. – Вы прочли. Теперь оно не нужно.

– Я хотел бы что-нибудь сохранить на память.

Она только покачала головой, мелко-мелко разорвала лист и выбросила клочки в урну.

– Мне надо идти, – сказала она.

– Да, да. Конечно. Но… но я еще увижу вас?

Она пожала плечами:

– Ну зачем? Зачем?

– Не знаю.

«Ну скажи же, – молил он, – чтобы я пришел вечером! Будем бродить по вечернему Марграду. Зайдем в какое-нибудь кафе. Будем сидеть и рассказывать друг другу сказки. Мне и нужно-то всего – видеть тебя. А зачем мне это нужно, я не знаю. Может, тебе захочется узнать, как там, у нас, в Усть-Манске, спросить про свою дочь. Я ведь видел ее. Только я к ней не подходил, потому что она была с бабушкой, а бабушка не должна знать меня. Никто ведь не знает, что мы чуть-чуть знакомы с тобой…»

Она странно на него посмотрела. А он ничего не понял в ее взгляде. Они молчали. Нужно было разойтись или что-то сказать. Лучше разойтись. Она сказала:

– У нас с гостиницей ерунда получается. Сегодня придется что-то делать, просить, чтобы оставили еще на несколько дней, или искать новую.

– Я помогу вам.

– Нет-нет. Нас ведь трое. Что-нибудь придумаем.

– Значит, я вас больше не увижу?

– Не знаю. Наверное, – произнесла она тихо, глядя в сторону, потом резко вскинула на него взгляд своих больших глаз: – Ах, вся эта история не стоит выеденного яйца.

Она все смотрела на него, отталкивая и притягивая одновременно.

– Да, – сказал он. – Для вас это все, наверное, действительно не имеет значения.

– Я устала, – сказала она. – Я пойду. Я уже и так опоздала.

– Идите, – кивнул он.

Она пошла не оглядываясь.

– Катя! Я видел перед отъездом вашу дочь. Она здорова. У нее все хорошо.

Она остановилась, обернулась.

– Правда?! Это правда? А мне снилось, что она заболела. Я хотела уехать…

– Она здорова.

– Спасибо, Санчо.

Она снова совладала с собой, пошла и оглянулась уже на ступенях. Наверное, в это мгновение ему нужно было подбежать, и все было бы хорошо…

18

Бакланский на всякий случай составил схему нелепостей, которые нагородили Григорьев и Данилов. Он еще припомнит им путаницу с подключением, сунет в нос им эту бумажку! Своим работникам таких вещей прощать нельзя.

Наступило время обеда, и вся комиссия отправилась в соседнее кафе. Бакланский отправил и Данилова, но сам остался. И пока они обедали, он еще раз облазил машину и все проверил, прокрутил, пока не успокоился. Нет, товарищи члены комиссии, здесь комар носа не подточит! Придется все-таки вам подписать акт!

Через час члены комиссии начали собираться.

– А погода-то разгулялась, – сказал Данилов.

– Что? Погода? – переспросил Бакланский. – Я вам с Григорьевым покажу погоду! Своих забудете!

– Да я так, – сконфузился Данилов.

– Нет, погода, что ни говорите, сегодня прекрасная, – сказал Карин. – Солнце, и не очень жарко. Самая хорошая для работы.

– Ну что ж, я рад, – сказал Бакланский.

– Что-нибудь еще нашли? – поинтересовался председатель комиссии. – Жаль, что заминка произошла.

– Очень жаль, – согласился Бакланскйй. – Тут, Анатолий Юльевич, элементарная ошибка получилась. Не спали наши товарищи две ночи, вот и напутали немного. Я уже все сделал как требуется.

В помещение вошел Григорьев. Он негромно поздоровался со всеми. Бакланский косо взглянул на него и отметил, что тот сегодня какой-то легкий, пустой, что ли, выжатый. «А был весел, – подумал он, вспомнив телефонный разговор. – Впрочем, я тогда тоже был весел…»

Бакланский подошел к Григорьеву и сказал:

– Твои похождения интересуют меня постольку, поскольку от них, видимо, зависит твое поведение на защите. Будь добр, помогай мне. Вы тут с Даниловым такое напороли! И из-за этого могла сорваться защита. Перестань быть младенцем.

– Я не младенец и похождениями не занимаюсь, А что касается сомнительного направления нашей работы, то его защищать я не намерен.

– Опять за свое! Зря я тебя вызвал. В Усть-Манске ты никогда не возражал.

– Прозреть никогда не поздно.

– Прозреть! Слово-то какое! Да за одно то, что вы тут с Даниловым натворили, вас нужно гнать в три шеи.

– Ну так гоните…

А Данилов стоял в стороне. Лучше сейчас на глаза Бакланскому не попадаться. Все равно в Усть-Манске отметит чем-нибудь: или выговор объявит, или премию урежет.