Не просто выступить. Куда ему со своим копытом? В зале – умницы, они вмиг взнуздают и подкуют. Меня, тебя, любого из копытных, хотя бы черта самого. Необходимо решать. Не второпях, не со спанталыку. Холодно. Но из окопа только стоит высунуться, и разом вверх тормашками полетишь. Да и ему жаль не идеи, а изюминки расчёта. Может, сойдёмся? Ну, хорошо, вам идея, а мне одна изюминка. Работа должна быть качественной-привлекательной, и высшим классом в ней – присутствие изюминки расчёта. Её парадоксальностью и оригинальностью подтвердится качество. В защите, видят, всё добротно, но изюминка маркой на конверте. А без неё не стоит даже огород городить. Да и кому нравятся зануды, успешно выдолбившие тему? Да и успехом занудство по большому счёту не назовёшь. И можно безнадежно себя и других уверять, что всё хорошо.
Существуют правила, и следует поступать соответственно. Как на эскалаторах: «Стойте справа, проходите слева, не останавливайтесь». Он должен поставить жирную точку над «i». Обязан. А что за этим? Другим решать. Он – не пифия. «Чёрт не выдаст, свинья не съест». Была не была!
Мокашов поднял руку.
– Разрешите…
Теперь все взоры обращены к нему: за кого он? За белых или за красных?
– Я человек здесь, по сути, случайный, но не могу не сказать…
Общий смех в зале.
«Смех – это, в общем-то, хорошо, но не до смеха сейчас. Необходимо ситуацию переломить. Из загашника, из тайников памяти, из тщательно охраняемых глубин достать своё, остроумное, сокровенное, полное смысла и значения. Способное поразить. Свою изюминку, чудо из чудес, рассматриваемое, как парадокс и приключение. Оно и есть откровение, сошедшее на тебя в одну из редких божественных минут. Таких минут бывает в жизни одна-две, если повезёт. Увидеть чудо дано не всем, но его оценят. Без этого и изложенная идея – нешлифованный изумруд.
Изложение не потребует много времени. Труднее убедить себя и всех в заслуге защищающегося».
– У вас всё?
– Всё.
Он сел и был собою недоволен: скомкал, не успел толком изложить. Но заулыбались члены совета, значит, всё-таки угодил в цель, хотя и не в самый центр, а рядом с ним. Потом скажут, что выступил он неплохо, скажут некоторые. Но с этого самого момента телега защиты покатилась дальше без особых помех и сама собой.
Глава 11
Когда, наконец, окончательно стало ясно, что дело идёт к концу, Мокашов подумал о банкете. Пригласят ли? А если пригласят, то одного или с женой? В зале там и сям знакомые лица. Были и подхалимы с кафедр, которые считали обязанностью поприсутствовать; были соискатели и аспиранты, у которых свои защиты впереди; но кроме них были и знатоки, по неясным мотивам уважающие степени и звания, были и в институте неизвестные.
Впереди сидел Теплицкий, сбоку Люба в такой прозрачной кофточке, что сквозь неё бретельки видны. С Любой всегда легко. Она прозрачна, как кофточка, бесхитростна и абсолютно ясна каждому. Она охотно смеётся и поощряет шутки. Хотя не все шутки Любой бывают поняты, зато она безошибочно чувствует тон. Спрашивала, не стесняясь:
– А почему вместо бронеямы говорят «на синхрофазотроне»?
– Да, раньше говорили: кто там в лавке остался? А теперь: кто у синхрофазатрона?
– Тебе какой-то дебил позвонил, спрашивает: где ты? Я ему говорю: у синхрофазотрона. А он: а туда можно перезвонить?
С Ингой сложнее. С ней он и сам становился чувствительней, точно босиком шёл по дороге и кололи мелкие камешки. Иногда он не понимал, отчего между ними происходят недомолвки? И потом объяснял их себе неодинаковостью настроений.
Приходил он усталый и говорил:
– Знаешь, кажется, получается.
– Это я уже слышала.
– Да пойми, это совсем не то. А получится, значит, полный успех.
– И это слышала. Об успехе я слышу третий год, и три года тебя не вижу, а вижу спину.
– Помолчала бы. Из-за тебя я стал тупицей.
– Почему из-за меня? Из-за себя.
Они делились с Кириллом, и тот говорил:
– Знаешь, какие женщины нам нужны? Верные, не сомневающиеся, такие, что если умираешь, не сотворив, они бы говорили: не успел, не сомневаясь, что смог бы. Мол, времени чуть не хватило.
А Люба помогала ему.
– Как твои опыты? – спрашивала она.
– Подходят к концу.
– Не сомневаюсь, у тебя всё получится. Я просто уверена. Вид у тебя такой.
– Какой?
– Не смейся. У тебя вид настоящего учёного.
И этого ему достаточно, а с Ингой посложнее. Временами ниточка, их связывающая, казалась слишком тонкой. И точно работали внутри него храповые колёсики и шестерёнки и что-то рвали внутри.
По воскресеньям он звонил Кириллу из автомата, стеклянной будочки на углу. Иногда автомат поступал не по-приятельски: щелкал, сглатывал монету, гудел. Монеты он глотал, как механический попрошайка, но случалось, соединял и бесплатно. А если бросали монеты, барахлил – обижался: «Нельзя же портить минуту, давая на чай».
– Приезжай, – как правило, говорил Кирилл.
– Не могу. Я на привязи.
– В моде беспривязное содержание.
– Не у меня.