Защита

Живописная и в разное время года по-разному наполненная водой, она демонстрирует отмели и перекаты, а берега со спортивными площадками, скамейками, деревьями, обилием цветов и дорожкой в отличном состоянии – притягивают и спортсменов, и мамаш, и нянек с колясками, велосипедистов и пожилых людей, поднимающих себе настроение прогулками. Где-то посередине нашего отрезка «от и до», у дороги лежат огромные камни, намекая, что когда-то здесь проходил ледник или это придумал безвестный ландшафтный архитектор, и могучая американская техника помогла ему их сюда переместить.

Пешеходная дорожка вьется между речкой и дорогой South Arlington Mill Drive, и заранее виден зелёный автобус, идущий навстречу, которому ещё отсюда до конца маршрута пара остановок, и вернуться обратно и на остановке у моста и перекрёстка и обилия цветущих розовых кустов подобрать нас.

В этот раз и я иду вдоль дороги. С притормозившей машины, должно быть, собираются меня о чём-то спросить, и я отвечу, если пойму, а нет – извинюсь и скажу: «Я не говорю по-английски». Но что им нужно на этот раз? Подхожу ближе. Не успеваю мигнуть, как меня бесцеремонно хватают и втаскивают в машину, а мою складывающуюся сумку на колёсах с продуктами небрежно отбрасывают в сторону.

Глава 28

Очнулся я в неконтролируемом безвременьи. С трудом вспомнил, как схватили меня и втолкнули в машину на переходе, и когда я отчаянно бился в крепких руках, уткнули лицом в нечто приторно-душистое, отчего голова разом закружилась и сознание покинуло.

Кругом была темнота. Я связан, с заклеенным липкой лентой ртом, и долго пытался осознать, что же случилось и за что, и как случившееся пережить? Когда удалось так или иначе выбраться из пут и осознать, что все эти надругательства – не сон, я понял по узкой щели над потолком, что я пленник в крохотной комнате, и на дворе ночь.

Беззвучно было вокруг, только вдалеке просвистел локомотив, и я, наконец, установил, что заперт в крохотном помещении без окон. Настолько тесном, что поневоле приходила мысль о последнем контейнере, в котором отправляются в вечный путь. Снизу, под полом, что-то хлюпало, возможно, воды мертвой реки Стикс.

Стены строения были крепки, как и потолок, а вот пол стоило проверить на вшивость. Возможно, сырость сделала его уязвимым. Во всяком случае, щели в полу выделялись темнотой. Но раскрошить и разломать без инструментов этот пол было непросто, и я измучился в конец и изодрался в кровь, пока у меня что-то получилось. Пол был двойным, но ниже настил его сгнил от сырости и соприкосновения с водой. А ещё ниже была ледяная вода, подернутая с поверхности прозрачной скорлупой льда.

В этом, видно, и была фишка похитителей: ледяные воды озера стерегли не хуже вооруженной охраны. До берега было далеко – пара миль. По всей видимости, моей тюрьмой стал рыболовный домик, куда причаливали летом на заре или ночевали в нём, чтобы, не размениваясь, поутру встретить первый клёв.

Раздумывать времени у меня не было. Ожог воды был для меня первым ощущением, когда я решился плыть на огонёк. Я плыл и чувствовал, как попеременно отключались у меня участками отдельные группы мышц, сведенные холодом. Вот схватило и свело группу на груди, бедре, ноге… Ужасно плыть в ледяной воде, раскалывая скорлупу тонкого льда. Пальцы онемели, но я всё-таки не зря был чемпионом Синиор Олимпик Вирджинии. Ледяная плёнка резала и мешала плыть в этом прозрачном месиве, и когда я совсем выбился из сил, мне повезло. Не зная как, я всё-таки доплыл до чистой воды, и ориентиром для меня на берегу горел огонь костра, который развели полуночники-рыбаки. От холода что-то случилось с глазами: я видел огонь не так, как всегда, а робким лучиком с берега, порой лишь чувствуя, в какой он стороне.

Я появился перед рыбаками в полном беспамятстве, весь в крови и, видно, очень этим их напугал. В беспамятстве угодил и в госпиталь. Позже, пробуя вспомнить, как плыл, не смог, и растёртый и уколотый провалился в безбрежный сон.

Вернувшись в сознание, я не сразу вспомнил, но позже пришло понимание противостояния с Левиафаном, которого я всё-таки временно одолел.

Не обошлось на этот раз и без «ведомства страха». Реанимировали меня в их специальной лечебнице и после долго расспрашивали, и когда я сказал, что работал и с НАСА, меня попросили назвать кого-нибудь из коллег. Я назвал Кайла Херринга из Центра Джонсона, он больше мне запомнился. И было разное, а появившийся Хайл Херринг часами беседовал со мной. Возможно, он согласился в моём случае сыграть роль моего реадаптационного психоаналитика.

Глава 29

Медленно идёт моё восстановление. В первое время я безвылазно сижу в нашей квартире, в том же доме на первом этаже. Мне доступен только лишь вид из окна. Я живу как бы отраженным светом. Зеркальные стены соседнего дома бросают в моё окно раннее и позднее солнце, такое яркое, что приходится жмуриться и опускать занавеску металлических штор.