Защита Ковача

Не вспомнила, но взамен память подложила свинью, выдала воспоминание о том, что она, Лиза, ищет уголок, где смогла бы подремать хоть пару часов. Лиза уже не понимала, зачем она здесь, и обрадовалась, что в происходившем появилась какая-то логика.

Подковыляла к топчану и села, буквально рухнула на него. Сказка о трех медведях начала повторяться в новом изводе. Правда, все топчаны были одинакового размера, и не понять, кто из медвежьего семейства где тут спит, но Лиза не парилась, все равно не помнила сказку, даже если слышала когда-то от Марьяши.

Ее туловище начало клониться в горизонт, но медленно, со скоростью секундной стрелки, и Лизе казалось, что сидит, как сидела, – лечь очень хотелось, но какая-то часть сознания, какая-то другая Лиза – крохотная и далекая, но не поддавшаяся сонному отуплению, – орала, что делает Лиза-большая не то, неправильное, нельзя тут дремать пару часиков, никак нельзя…

«Ладно, ладно… – нехотя согласилась Лиза-большая. – Тогда десять минут…»

«Хотя бы пять…» – добавила она. Уже лежа.

«Встань, дебилка!!! Поднимись немедленно!!!» – исходило на вопли альтер эго, но оргазматический вопль натруженных мышц, возликовавших от предстоящего отдыха, оказался гораздо громче и все заглушил.

«Ткни себя скальпелем, кретинка!!!» – не унималась Лиза-крохотная.

«Отвянь… Я не помню, где он. Потеряла. Забыла в глазу у мобиля».

Лиза повернулась на бок, устроила поудобнее голову на куцей подушке (десять минуточек… ну ладно, пятнадцать… срок небольшой, надо использовать с толком) – и уперлась взглядом в те самые картинки.

И чуть не сблевала. Реально, с трудом удержалась и не метнула наружу ту горькую слизь, какой блюешь не жравши, с пустым желудком.

Картинки были налеплены густо, сплошняком, даже наползали углами на соседние, – но клеили их с толком, чтоб не закрыть самое интересное… для мобилей интересное, Лизу изобилие голых девок и баб не заинтересовало, и вообще на блевантин пробило не от картинок – от засохших потеков, видневшихся на них в немалом числе.

Она, как ни тупила сейчас, мгновенно сообразила, чем тут занимаются мобили, во что она чуть не уткнулась носом…

Закрыла глаза, чтоб не видеть, повернулась на другой бок, подремлет так… Не вышло. Мерзкий запах засохшей мобильской спермы – и как же раньше его не почуяла? – ввинтился в ноздри, как два ржавых шурупа.

Она вскочила на ноги и бросилась к выходу из берлоги.

Дикая злость прикончила на время и апатию, и сонливость. До заветной пожарной лестницы домчалась единым духом, гораздо быстрее, чем казалось, глядя на план. Мобили ей больше не попадались, к счастью для них… Поубивала бы. Или кастрировала. Или и то и другое, и все без наркоза.

…Шахта винтовой лестницы была отлично освещена. И сама лестница не похожа на ту, первую, темно-пыльно-ржавую. Ни следа ржавчины, перила и ступени сверкают свежей краской. Наверное, при неполадках с лифтом тут ходят и белые люди, не одни мобили зачуханные. На первой ступеньке обернулась, задумалась: чтобы вернуться куда-то, кидают монетку, а чтобы не возвращаться никогда, – что? Впрочем, ей все равно кинуть нечего, разве что харкнуть со смаком. И харкнула бы, даже слюны собрала, но вдруг доперла: а зачем? Кое-какие входы-выходы тут изучила, и план в кармане лежит, и столько внизу интересного… Отчего бы не навестить как-нибудь по-соседски? Не харкнула, сглотнула слюну.

А с верхней площадки уже махала Марьянка, звала и голосом (негромко), и мыслями (истошно-радостным воплем), и Боба бубнил что-то глупое, но трогательное…

И она побежала к ним. И к небу. И к солнцу.

* * *

Повелителем и властелином того царства кабелей, где довелось пройти Лизе, был пожилой и одышливый сержант Медведкин, зам главного электрика Базы и командир ремонтников. Так ему нравилось считать: что все скользящие по бесчисленным медным жилам вольты, ватты и герцы – его верные рабы и слуги.

Сейчас властелин электричества пробирался по своим владениям в одиночестве, без свиты. Имелись на то причины. Встречи с беглянкой не опасался: по слухам, у нее нет фонаря, а здесь освещения не имелось. Не сунется.

Пришел сюда Медведкин после часа, проведенного за ремонтом в апартаментах Званцевых, – и как раз вследствие того, что за время ремонта услышал.

Слышал он в основном мадам, настойчиво и безуспешно разыскивающую мужа. Похоже, тот действительно пропал. И Медведкин сообразил: скорее всего, он, сержант Медведкин, единственный на Базе человек, знающий, где командир находится. Вот только сказать о том никому нельзя…

Имелся у Полковника на минус четвертом один секретный уголок, никому не известный и ни на какие планы уровня не нанесенный. Приватное личное убежище. Организовано оно было не для того, чтобы избавиться иногда от общества мадам Званцевой, отдохнуть от нее (хотя и для этого порой использовалось). Главное назначение иное: туда поступали сигналы с ряда камер и микрофонов, о существовании которых не знал никто, даже Ковач, которому полагалось знать все.