Защита Лужина

Тем временем Лужин нашел глубокое кресло недалеко от лестницы и глядел из-за колонны на толпу, куря тринадцатую папиросу. В другое кресло, рядом, предварительно осведомившись, не занято ли оно, сел смуглый господин с тончайшими усиками. Мимо всё проходили люди, и Лужину постепенно становилось страшно. Некуда было взглянуть, чтобы не встретить любопытствующих глаз, и по проклятой необходимости глядеть куда-нибудь он уставился на усики соседа, который, по-видимому, тоже был поражен и озадачен всем этим шумным и ненужным кавардаком. Господин, почувствовав взгляд Лужина, повернул к нему лицо. «Давно я не был на балу», – сказал он дружелюбно и усмехнулся, покачивая головой. «Главное, не надо смотреть», – глухо произнес Лужин, устроив из ладоней подобие шор. «Я издалека приехал, – деловито сказал господин. – Меня сюда затащил приятель. Я, по правде говоря, устал». – «Усталость и тяжесть, – кивнул Лужин. – Неизвестно, что все это значит. Превосходит мою концепцию». – «В особенности если, как я, работаешь на бразильской плантации», – сказал господин. «Плантации», – как эхо, повторил за ним Лужин. «Странно у вас тут живут, – продолжал господин. – Мир открыт со всех четырех сторон, а тут отбиваются чарльстончики на весьма ограниченном кусочке паркета». – «Я тоже уеду, – сказал Лужин. – Я достал проспекты». – «Чего моя нога хочет[20], – воскликнул господин. – Вольному страннику – попутный ветер. И какие чудесные страны… Я встретил немецкого ботаника в лесах за Рио-Негро и жил с женою французского инженера на Мадагаскаре». – «Нужно будет достать, – сказал Лужин. – Очень вообще привлекательная вещь – проспекты. Все крайне подробно».

«Лужин, вот вы где», – вдруг окликнул его голос жены; она быстро проходила мимо под руку с отцом. «Я сейчас вернусь, только достану для нас столик», – крикнула она, оглядываясь, и исчезла. «Ваша фамилия – Лужин?» – с любопытством спросил господин. «Да-да, – сказал Лужин, – но это не играет значения». – «Лужина я одного знал, – медленно произнес господин, щурясь (ибо память человека близорука). – Я знал одного. Вы не учились, случайно, в Балашовском училище?» – «Предположим», – ответил Лужин и, охваченный неприятным подозрением, стал вглядываться в лицо собеседника. «В таком случае мы одноклассники! – воскликнул тот. – Моя фамилия Петрищев. Помните меня? Ну конечно, помните! Вот так случай. По лицу я вас никогда бы не узнал. Нет, не вас, – тебя. Позволь, Лужин… Твое имя-отчество… Ах, кажется, помню, – Антон… Антон… Как дальше?» – «Ошибка, ошибка», – содрогнувшись, сказал Лужин. «Да, у меня память плоха, – продолжал Петрищев. – Я забыл многие имена. Вот, например, помните, – был у нас такой тихий мальчик. Потом он потерял руку в бою у Врангеля, как раз перед эвакуацией. Я видел его в церкви в Париже. Ну, как его имя?» – «Зачем это нужно? – сказал Лужин. – Зачем о нем столько говорить?» – «Нет, не помню, – вздохнул Петрищев, оторвав ладонь ото лба. – Но вот, например, был у нас Громов: он тоже теперь в Париже; кажется, хорошо устроился. Но где другие? Где они все? Рассеялись, испарились. Странно об этом думать. Ну, а вы как живете, ты как живешь, Лужин?» – «Благополучно», – сказал Лужин и отвел глаза от лица разошедшегося Петрищева, увидев его вдруг таким, как оно было тогда: маленькое, розовое, невыносимо насмешливое. «Прекрасные были времена, – крикнул Петрищев. – Помните, помнишь, Лужин, Валентина Иваныча? Как он с картой мира ураганом влетал в класс? А тот, старичок, – ах, опять забыл фамилию, – помните, как он, трясясь, говорил: “Ну-те, тьфу, пустая голова… Позолотить бы, да и только!” Прекрасные времена. А как мы по лестнице шпарили вниз, во двор, помните? А как на вечеринке оказалось, что Арбузов умеет играть на рояле? Помните, как у него никогда опыты не выходили? И какую мы на “опыты” придумали рифму?» «…просто не реагировать», – быстро сказал про себя Лужин. «И все это рассеялось, – продолжал Петрищев. – Вот мы здесь на балу… Ах, кстати, я как будто помню… Ты чем-то таким занимался, когда ушел из школы. Что это было? Да, конечно, – шахматы!» – «Нет-нет, – сказал Лужин. – Ради Бога, зачем это вы…» – «Ну, простите, – добродушно проговорил Петрищев. – Значит, я путаю. Да-да, дела… Бал в полном разгаре. А мы тут беседуем о прошлом. Я, знаете, объездил весь мир… Какие женщины на Кубе! Или вот, например, однажды в джунглях…»

«Он все врет, – раздался ленивый голос сзади. – Никогда он ни в каких джунглях не бывал».

«Ну зачем ты все портишь», – протянул Петрищев, оборачиваясь. «Вы его не слушайте, – продолжал лысый долговязый господин, обладатель ленивого голоса. – Он как попал из России в Париж, так с тех пор только третьего дня и выехал». – «Позволь, Лужин, тебе представить», – со смехом начал Петрищев; но Лужин поспешно удалялся, вобрав голову в плечи и от скорой ходьбы странно виляя и вздрагивая.

«Отваливает, – удивленно сказал Петрищев и добавил раздумчиво: – В конце концов, я, может быть, принял его за другого».