Защита права на справедливое судебное разбирательство в рамках Европейской конвенции о защите прав человека

Стандарты доказывания, требуемые от стороны обвинения для доказательства вины ответчика в уголовном деле, должны, как правило, предполагать отсутствие разумных оснований для сомнения (Барбера, Мессеге и Ябардо против Испании).

Право хранить молчание частично совпадает с презумпцией невиновности по п. 2 Статьи 6. Некоторые дела рассматривались именно в этой категории (Салабьяку против Франции (Salabiaku v. France), 7 октября 1988 г., пп. 26-30), а большинство других дел в соответствии с п.1 Статьи 6 (Функе против Франции (Funke v. France), 25 февраля 1993 г., пп. 41-45).

Теория четвёртой инстанции, как правило, не допускает пересмотра по Статье 6 вопроса о допустимости доказательств (Шенк против Швейцарии), кроме таких исключительных дел, как дела о провокациях со стороны правоохранительных органов[32] или явно произвольное принятие доказательств национальными судами (Османагаоглу против Турции (Osmanağaoğlu v. Turkey), 21 июля 2009 г., пп. 47-52).

Поскольку в своей практике Суд редко давал понять, что право на справедливое судебное разбирательство по Статье 6 является абсолютным, фактически подход Суда (по крайней мере, в отношении права хранить молчание) является более строгим, ограничивающим и обычно требует проверки для установления факта нарушения этого права по сути. В соответствии с содержанием анализа этого права то, что составляет справедливое судебное разбирательство, не может регламентироваться одним неизменным правилом, а зависит в определённой степени от обстоятельств конкретного дела. В отдельных случаях оно предполагает проведение проверки на соразмерность по обстоятельствам, особенно в отношении мелких правонарушений, для обоснования заключения об отсутствии нарушения Статьи 6 (О’Хэллоран и Фрэнсис против Соединенного Королевства).

Такая проверка сущности данного права опирается на три основных критерия для установления того, допустимо ли по Статье 6 принуждение или подавление воли обвиняемого: а) характер и степень принуждения, применённого для получения доказательств; б) степень общественного интереса в расследовании и наказании рассматриваемого правонарушения; в) наличие каких-либо существенных защитных механизмов в порядке производства и назначение материалов, полученных таким образом (Яллох против Германии, п. 117).

Исходя из этого, доказательства, полученные путём принуждения, не должны иметь решающего или чрезвычайного значения в архитектуре обвинительного заключения (Саундерс против Соединенного Королевства). Принятие дополнительных или несущественных доказательств (кроме случаев, когда они добыты путём жестокого обращения) может не являться основанием для констатации нарушения Статьи 6, даже если эти доказательства были получены в обход национального законодательства (Хан против Соединенного Королевства, пп. 35-37) или автономных требований Конвенции (Гефген против Германии)[33].

Доказательства, полученные под пытками, не являются допустимыми ни при каких обстоятельствах, даже когда они не являются явными или ключевыми доказательствами против обвиняемого при условии, что факт применения пыток установлен Судом (Юсуф Гезер против Турции (Yusuf Gezer v. Turkey), 1 декабря 2009 г., пп. 40-45). Однако по Статье 6 не всегда требуется исключение доказательств, полученных против воли обвиняемого, если принуждение имело только отдалённую связь с доказательствами, положенными в основу обвинения. Таким образом, использование вещественных доказательств, обнаруженных полицией с помощью информации, добытой угрозами применения насилия, не было расценено как противоречащее п. 1 Статьи 6, поскольку ответчик, столкнувшись со всем грузом доказательств против него, признал свою вину в национальных разбирательствах на более поздней стадии процесса и поскольку принуждение было использовано не для того, чтобы доказать вину, а для того, чтобы спасти жертву преступления (Гефген против Германии).

Остаётся неясным, должна ли полиция всегда предупреждать подозреваемого о его праве хранить молчание. По-видимому, официальное предупреждение требуется перед первым допросом, когда есть вероятность того, что подвергающийся допросу может стать подозреваемым и сам допрос проходит в угнетающей или устрашающей обстановке и в отсутствие адвоката. При наличии этих надёжных защитных механизмов последующий отказ от права хранить молчание значения не имеет (Александр Зайченко против России, пп. 52-60).