Читаем Защита вместо борьбы полностью

Каждый год появляются новые виды — сверхдоминанты, способные с особой быстротой стрескать весь урожай вопреки химзащите, вроде колорадского жука или фитофторы. Если устойчивость популяции втрое выше исходной, яд уже неэффективен. Устойчивость теперешних сверхдоминант — до 300. Это значит, что препарат, от которого по началу мёрли все, теперь убивает только одного из трёхсот противников.

Параллельно противники наращивают и хитрость. Ещё в начале 80‑х у плодожорки было два–три выраженных поколения. Их вовремя травили — и плодожорка здорово поумнела. Сейчас вылетает, когда хочет, до двенадцати раз за лето. Кроме того, часть куколок уходит на отдых, и рождается только на будущий год. И, конечно, из десятка инсектицидов работает один. Во, сила духа! То же — фитофтора: теперь у неё больше 140 генетически различных рас, из–за чего селекция на устойчивость уже невозможна в принципе.

«Духовно» развиваются и бывшие скромно–незаметные. Природа всё равно добьётся равновесия. Не хотите баланса между хищниками и вредителями — вот вам баланс между противниками! За последние десять лет всерьёз показали зубы 46 вредителей, которые раньше тихо молчали в тряпочку. Новых болезней ещё больше. Похоже, старые противники готовят кормовую нишу для новых и принимают их в свои ряды. Скоро поле будут уплетать не два–три доминантных вида, как раньше, а двадцать–тридцать устойчивых и равно вредоносных видов. И на каждого нужен будет свой способ борьбы. Что делать–то будем, братцы–химики?

Ну и перспективочка! Поля уравновесились сотнями видов едоков, им не страшны уже никакие мыслимые яды, а у нас кончилась фантазия. По причине самоотравления мозга. Если мы ещё живы. (Злобный мефистофельский смех.)

Ах, да: почему именно к химии так легко приспособиться? Ну, представьте: в природе у этого жука или гриба сотни врагов и конкурентов. И каждый травит его антибиотиками и токсинами собственного производства. И эти яды постоянно немного меняются: эволюция–то на месте не стоит. Но всё равно, наш герой справляется — успевает их прочитать, усвоить и выработать устойчивость! А тут — одна конкретная молекула. Причём синтетическая, то есть всегда одинаковая. Да раз плюнуть! Или, пардон, в туалет сходить. До сих пор не забуду груши у одного клиента: липкие, сплошь залитые мутной медвяной росой. Он хлорофосом тлю травил, аж три раза. Та сидит, как и сидела, только морщится: понос у бедняги!

И что интересно: ведь противники от нас этого факта не скрывали. Наоборот, честно всё показывали! Первой ринулась вразумлять нас домашняя муха. Обсыпаемая ДДТ, она разобралась с ним за тридцать поколений, что тут же нам и показала: открыто перестала дохнуть по всей Европе. Мы не въехали. Терпеливая муха, движимая истинным гуманизмом, ещё сорок поколений не теряла устойчивости: смотрите, люди, что будет! Мы: «Ах, человек слабее мухи?!» — и новые яды выкатили. Муха: «Ну, как хотите». И стала устойчивой к ним ко всем. До сих пор эффективного нету. Правильно соображаете: и не будет. А муха — была, будет и есть.

Другие насекомые тоже ничего не скрывают. В том числе и широту своего генетического кругозора. Выработав устойчивость к одному яду, они легко перестают реагировать ещё на несколько, даже из других химических групп. Перекрёстная устойчивость по–научному. Ну, так у них генотип устроен. И не только у насекомых — у всех: у микробов, у растений!

И знаете, что всё это может значить? Что когда–то были уже на планете все эти яды… Факт: если яд исчезает, через несколько лет устойчивость к нему падает. Но если снова этим ядом облить — быстро восстанавливается. Значит, она не исчезает, а просто перестаёт внешне проявляться. Для совершенно нового яда мухе понадобилось всего тридцать поколений. Это очень быстро! Вопрос: она устойчивость создала — или восстановила?..

Клещи, как и тля, берут числом, то бишь стремительностью смены поколений. За три года их устойчивость к любому яду легко достигает 20–30. Достижение рекордсменов — 1200! Полтора десятка видов самых продуктивных российских клешнятых игнорируют всё, кроме самых новых ядовитых изощрений.

А что же — друзья–хищники? Спаси их Господь! В их желудки попадают не сами яды, а только их остатки, во многом обезвреженные жертвами. Попробуй тут, приспособься! Вот и дохнут бесславно. В обычном химическом агроценозе всего 3–4 вида хищников, а должно быть 30–40!

Тем не менее, они тоже стараются, лезут на отравленные поля: корма–то завались. Но их устойчивость растёт на порядок медленнее. На сегодня устойчивых хищников всего с десяток, и никакой погоды они не делают. Посему многие лаборатории искусственно выводят их устойчивые породы. Ох… При всём уважении к их работе, я всё же надеюсь, что такая «биологическая защита» нам не потребуется!


Перейти на страницу:

Похожие книги