Защитник

– Ты мне очень нравишься Катя. Даже больше нужного. Так получилось, что я увлёкся тобой по началу, но узнав тебя и твои поступки ближе, проникся и… В общем, я хочу, чтобы ты это знала. Ты мне стала дорога. И неважно, что времени прошло немного. Люди, порой, годами живут и в некоторых ситуациях не узнают друг друга. Но бывает, хватает и нескольких дней, чтобы понять, твой человек это, или нет.

– Алекс…

– Смотри на меня, Катя. Смотри. И как только узнаешь меня, я должен буду объясниться…

Он развязал узел и снял маску.

Я медлила, Алекс, однако, тихо и спокойно ждал.

Прямо мне в глаза смотрел – без страха, но с неприкрытой болью и сожалением.

Я разглядывала его.

Мой Защитник был мужским совершенством. Он имел острые, высокие скулы, сильную челюсть, полные, красиво очерченные губы, сейчас плотно сжатые, карие, красивого орехового цвета, глаза и тёмные волосы. Этот мужчина был великолепен.

И я узнала его.

– Ты… – выдохнула потрясённо и встала с кресла на непослушные ноги.

На моём лице отразились эмоции узнавания.

– Я. Это я, Катя…

– Севастьянов, – произнесла жёстко и сжала руки в кулаки.

Меня затрясло в яростном гневе. Глаза вдруг обожгло злыми слезами.

– Твой брат убил мою семью… Оставил меня и моего брата сиротами… Ты откупился. Отмазал своего братца…

Это был удар под дых.

Боль скрутила меня. Дышать стало трудно.

Я как будто вчера вспомнила тот страшный день.

Суд.

За окном шёл густой снег, выла метель, словно тоже гневалась на несправедливое наказание.

Владислав Севастьянов получил условный срок.

Всего два года.

И компенсация, которую в пухлом пакете мне всучил адвокат этой семейки.

Я взяла деньги, хотя мне хотелось их швырнуть в лицо этому человеку, который равнодушно смотрел на меня и мои слёзы.

Он о чём-то переговаривался с адвокатом и ухмылялся.

Его жизнь и жизнь его брата продолжалась, как обычно.

А наша с братом жизнь была сломлена и навсегда изменена.

Это было жестоко. Несправедливо. Невероятно больно.

Но я выжила и постаралась забыть семью Севастьяновых.

Бог накажет и воздаст каждому по их заслугам.

И теперь, спустя годы, наши дороги пересеклись.

Я ведь тогда не знала, как зовут брата убийцы моей семьи.

– Зачем?.. – прошептала сквозь тихие слёзы, что текли по моим щекам. А внутри моя душа кричала. – Зачем ты спас меня и моего брата? Для чего?..

Я не понимала…

* * *

Катерина

– Затем, что я сильно виноват… – произнёс он глухо и вдруг выругался. – Чёрт! Катя… Всё не совсем так, как говорю.

– Объясни, – попросила зачем-то.

У меня сейчас было лишь одно желание – броситься прочь из этого дома. Убежать, чтобы забыть…

Но я не забуду. Ничего из того, что со мной произошло, не забуду. Память штука такая, с яркостью хранит дурные воспоминания, а хорошие стираются со временем, как это происходит с фотографиями.

– Мой брат… – заговорил он, и я сжалась в кресле, едва удержав себя, чтобы не закрыть уши руками. Чтобы не слышать его голос. – Мой брат после суда прошёл долгое лечение в клинике. Когда он вернулся к социальной жизни, я понял, что он так и не исправился. Жизнь его ничему не научила. Но я не особо занимался Владом, больше времени уделяя своему бизнесу и проектам, которые приносили мне ещё больше миллионов.

Он горько рассмеялся. Обошёл комнату и остановился напротив меня. Напротив кресла, в котором я сидела сломанной куклой, с мокрым от слёз лицом, опухшими глазами и потёкшей косметикой.

Наверное, я выглядела сейчас жалкой жертвой.

Плевать.

Алекс прошёл к книжному шкафу, встал ко мне спиной, положил на тёмное дерево руку и опустил на неё голову.

Заговорил он с сильнейшей печалью в голосе и, одновременно, злостью:

– Мой брат спутался с одним ублюдком, который творил незаконные дела с запрещёнными веществами. Он снова начал принимать наркотики и падать в ту же яму, из которой я его едва вызволил.

Я слушала историю, но испытывала лишь отвращение к человеку, пусть он хоть трижды уже мёртв. Отвращение и презрение. Богатенький наркоман, который прожигал жизнь, не ценил её и отправил на тот свет ни в чём неповинных людей, сломав тем самым две другие судьбы – мою и Илюши. Сделал нас сиротами. Жаль, что я не узнала о его смерти раньше – порадовалась бы.

– Я не оправдываю его, Катя.

Он снова смотрел на меня. И на его лице отражалась масса эмоций, в основном – сожаление и грусть.

– Не делаю ему послаблений за совершённые поступки… Хотя я слишком поздно понял, что лучше бы Влад получил свой срок по полной.

– Лучше бы ты не допустил того, что он стал наркоманистым чудовищем, убившим мою семью… – просипела я сдавленно, борясь с рыданиями, что душили меня изнутри.

Боль прошлого вернулась. Обнажились, казалось, затянутые раны.

Я снова ощущала то обжигающее и гнетущее чувство несправедливости и неправильности.

– Прости… Ты права… – ответил он отрывисто, глядя на меня взглядом побитого пса. – Но ты должна знать остальное.

Он сел в кресло и заговорил. В его голосе появился металл и жёсткость.

– Той сволочью, что вернул моего брата на гиблую тропинку оказался… Бронецкий. Никита Бронецки. Твой покойный муж, Катя.