Настроение улучшилось, когда они поднялись на вершину холма и увидели внизу неглубокую долину, по дну которой бежала речушка. Делянки окружали крошечный домик со сломанным в нескольких местах забором, что не сулило ничего хорошего. Ксантипп поморщился. Персидские разведчики прошли здесь, забрав все, что смогли. В такие времена законы не действуют. Одни являют благородный дух, другие оказываются хуже волков.
Пока Релас и Онисим проверяли, нет ли засады, Ксантипп и Кимон натянули поводья и спешились. Ксантипп молча махнул рукой, обнажая меч. К его неудовольствию, Кимон оставил свой в ножнах и, оглядываясь по сторонам, просто пожал плечами.
Они стояли во дворе небольшого семейного хозяйства, пытавшегося выжить на бедной, иссохшей земле. Приоткрытая дверь висела на одной кожаной петле. Едва шагнув под притолоку, Ксантипп понял по запаху все, что нужно было знать.
За порогом, рядом с дверью, лежали три изуродованных тела. Здесь не было ни надстройки, ни второй комнаты, только простой очаг и занавеска, за которой, должно быть, в счастливые времена спали отец и мать. Повсюду ползали мухи, и запах стоял такой густой, что казалось, прилипал к коже. Все это напомнило Ксантиппу поле битвы и вызвало полузабытое детское воспоминание, связанное с одним случаем, когда он обнаружил под сараем гниющего барсука. С тех пор тошнотворный запах ассоциировался у него со смертью.
– Живых нет! – крикнул Ксантипп остальным.
Он подумал, не следует ли похоронить останки, и тут же пожалел, что ему пришла в голову эта мысль. С другой стороны, это были его соотечественники. Он выругался себе под нос и, обернувшись, увидел, что Кимон уставился на скребущуюся во дворе одинокую курицу. Судьба молодой семьи совершенно не волновала парня, но курица полностью завладела его вниманием. Тот, кто убил людей, пропустил эту птаху.
Ксантипп замер, когда Кимон медленно протянул руку. Один из двух гоплитов, здоровенный верзила, назвавшийся Реласом из Гиппотонтиса, обладатель окладистой черной бороды, от которого пахло оливковым маслом и кислым вином, с величайшей осторожностью снял лук и протянул Кимону. Ксантипп только дышал и ждал. Солнце стояло низко над горизонтом, и в воздухе уже ощущался холодок. Чтобы выкопать даже неглубокую могилу, понадобилось бы время. Но зато, если захоронить тела, воздух станет чище и можно будет переночевать в доме. В противном случае остается завернуться в одеяло и лечь под звездами. Небо было ясным, и не предвиделся дождь.
Уверенно и четко Кимон наложил стрелу и плавно натянул тетиву. Ксантипп отметил силу в его руках. Достойный сын своего отца. В наступившей тишине курица царапала что-то и клевала, деловито кудахча. Словно почувствовав опасность, она вытянула шею и посмотрела сначала в одну, потом в другую сторону. Стрела попала ей прямо в грудь. Кимон с воплем кинулся к птице и бросил ее товарищу – ощипать и выпотрошить. Ксантипп заставил себя улыбнуться, хотя чувствовал только раздражение. Мир в руинах, дом сгорел дотла, а он играет в игры и политику.
– Как я уже говорил, Кимон, у меня в мешке есть немного мяса и хлеба. А сейчас я собираюсь похоронить эту семью, – сказал Ксантипп и повернулся к Реласу, который уже выдергивал у птицы перья. – Ты. И ты, Онисим. Помогите мне выкопать могилы.
Услышав это, Релас посмотрел на Кимона, но тот лишь молча кивнул. Наполовину ощипанную птицу оставили возле лошадей. Онисим, чувствуя неодобрение Ксантиппа и пряча голову, отправился искать лопаты. Кимон нахмурился и, воспользовавшись моментом, заглянул в дом. От увиденного все посторонние мысли исчезли, осталось только тяжелое чувство долга, и он взял протянутую ему лопату.
Работали усердно и споро, и еще до того, как солнце скрылось за горизонтом, во дворе темнели три неглубокие могилы. Прежде чем покрыть лица мертвых, Ксантипп вложил монеты в рот мужу, жене и маленькой дочери. Ничего больше он сделать для них не мог, помолился и сказал, что сожалеет о том, что с ними обошлись так жестоко. Крови в доме было много, и когда взошла луна, он понял, что не хочет оставаться на ночь под крышей.
Уснуть Ксантипп не смог: лежал, глядя на звезды. Кимон стоял на страже первым, от него пахло вином, и глаза у него были страшные.
В нормальные времена, до прихода персов, послы Македонии остановились бы у одних из больших ворот Афин, ожидая разрешения на въезд в город. Теперь же вся защитная стена лежала в руинах. Персидская армия размолотила камни в щебень. Для пришедших на собрание это было все равно что стоять голыми в боевом строю, без плаща, щита и копья.
Царь Македонии и его спутники остановились там, где проходила раньше граница великого города. Александр видел вдалеке разбитые камни по обе стороны дороги, обугленные остатки ворот, лежащие у рухнувшей башни. Дальше стояли дома, уцелевшие после великого пожара, некоторые с новыми крышами. А еще дальше над городом возвышались другие божественные камни – Акрополь, Ареопаг, Пникс и иные холмы, образовавшие сцену для Афин. Все было обнажено, драгоценная мантия сорвана.