Защитник

Кимон был слишком далеко, чтобы увидеть это, и Ксантипп мог только представить его разочарование. Ему снова вспомнился отец молодого человека, Мильтиад, преследовавший персов на суше и попавший в засаду. Неудача стоила Мильтиаду славы, свободы и в конце концов жизни – он умер от последствий ран в афинской камере. В той трагедии и Ксантипп сыграл свою роль. Воспоминание отдалось горечью в горле. Рок ломает жизни людей.

Ксантипп готовился к войне на море и при мысли о вторжении во враждебную страну скрипнул зубами, но тут же сердито откашлялся. Арифрон вопросительно посмотрел на него, как всегда ожидая, что отец знает, что делать. Ксантипп натянуто улыбнулся сыну. Триера вошла в тень Самоса, и оба сразу ощутили холодок. Ксантиппу не нужно было напоминать себе, что перед ним поставлена задача и он решит ее, чего бы это ни стоило.

– Подай сигнал царю Леотихиду! – крикнул он. – Приготовь мою лодку. Всем капитанам явиться на корабль наварха!

Увидев приближающегося Эпикла, Ксантипп попытался сменить выражение лица на более приятное. Роль капитана – публичная, но решения он принимает единолично. Тем не менее друг сразу заметил беспокойство в глазах друга, которого знал много лет и с кем стоял при Марафоне.

– Мы могли бы легко сжечь эти корабли, – сказал Эпикл. – Несколько стрел, пропитанных смолой, и мы подожжем весь флот. В этом есть смысл.

– Если у них опытные экипажи, новые корабли построить нетрудно, – мрачно сказал Ксантипп. – Нет, мы высадимся. Мы пришли сюда, чтобы наказать их и убедиться, что они никогда не вернутся в Грецию. Сделать это можно только одним способом.

Эпикл понял и предложил:

– Тогда мы высадим гоплитов. Полагаю, старшим пойду я.

Ксантипп окинул взглядом верного друга, который преданно шел с ним по жизни, и возразил:

– Не сегодня. Я буду с тобой, Эпикл. Командовать буду я.

Эпикл, соглашаясь, кивнул, и вместе они посмотрели на берег.

Конница наводила ужас на застывших в строю людей. Отряд разгонялся до галопа на одной стороне поля и молнией проносился мимо неподвижной шеренги, не давая времени ни предпринять что-либо, ни отступить. Аристид ненавидел их так же, как и любой гоплит. Вместе с остальными он стоял в строю глубиной в три шеренги. К счастью, проломить эту ощетинившуюся копьями стену лошадь не могла, хотя мысль об этом – вес человека в доспехах и животного! – пугала. Заставить лошадь пойти на щиты невозможно, но, если бы такое все же случилось, она наткнулась бы на острие копья.

Аристид сделал глубокий вдох и, добавив в голос металла, крикнул:

– Держать строй! Хорошо. Сегодня вечером нас оценивают спартанцы, не говоря уже о персах. Держите строй. Щиты повыше и не открывать. Копья наготове, если нападут. Упор в землю и прижать ногой. Пусть наши парни принесут воды для всех.

Он замолчал. Говорить так легко, как другие, у него не получалось. Вот у Фемистокла получалось, и он это знал. Но все же Аристид считал, что он и гоплиты понимают друг друга. Им нравились простые задания.

Персидские всадники начали новый разгон. Стук копыт, гиканье, головокружительная скорость – они приближались с невероятной, пугающей быстротой. Аристид посмотрел через плечо туда, где, опустившись на колено и скрытая щитами, стояла группа лучников.

– Готовы?

– Дай знак! – крикнул один из них. – Я ничего не вижу.

– Значит, и они тебя не видят, – ответил Аристид. – Хорошо. По моей команде встань и выстрели в перса, которого наметил раньше. Того, на вороном жеребце. – Он вгляделся в густое, удушающее облако пыли. – Если не увидишь, посмотри на меня. Я укажу.

Перед ними снова летела тьма всадников, тоже выполнявших простую задачу – заставить греков дрогнуть и побежать. Если побегут – их перебьют. Аристид почувствовал, как задрожала земля. Нет, его гоплиты не сойдут с этого места, не сдвинутся ни вперед, ни назад. Конечно, это означало, что персы могут свободно атаковать, метать со страшной силой пики и отходить.

Он угрюмо наблюдал, как они разворачиваются для очередного маневра, и увидел их командира – того, которого заприметил раньше. Перс жестикулировал, выдавая этим себя. Худощавый, чернобородый. Его конь был на ладонь выше других. Великолепный скакун. Аристид указал на него лучникам, заглядывающим в щели между щитами.

– Идут! – крикнул кто-то в строю.

Один из тех глупцов, которые не могут молчать. Вообще-то, многие перед лицом врага отпускают нелепые реплики. Когда-то давно так же было на Марафонской битве: бессмысленные шутки и грубые описания, слыша которые другие ухмыляются, ругаются либо закатывают глаза. Каждый борется со страхом как умеет. Важно не это, а выполнение приказа и удержание позиции.

Всадники приближались опасно и дерзко, словно испытывая выдержку греков и рискуя наткнуться на копья. Заостренную пятку копья, известную как «убийца ящериц», гоплиты втыкали в землю и прижимали ногой. Со стороны они походили на прячущихся за щитами бронзовых обезьян.