И ведь придется искать. Во-первых, мормолики мне не чужие. Они показали себя надежными партнерами, не хочется их терять. А еще очень хочется обломать чистым возможность еще усилиться. Вот только получится ли провернуть такую же авантюру, как в прошлый раз?
Я настолько погрузился в раздумья, что Конрута заметил уже после того, как он уселся к нам за столик. Кивком поприветствовав меня, убийца принялся расспрашивать мормолику — она пересказала ему то же, что и мне.
— Я собираюсь вытащить ее сестер, — подытожил я рассказ. — Ты как, не хочешь поучаствовать? — На самом деле помощь Конрута была бы очень полезна.
— Не хочу, но придется, — задумчиво протянул убийца. — За последние дни мы потеряли уже пятнадцать жителей. Иные часто мелькают там, где что-то происходит — так больше шансов заработать или добыть что-нибудь полезное. Скрываться они умеют, только рано или поздно все равно кто-нибудь из чистых обнаружит, что в их загребущие лапы попали не только простые смертные. А дальше небольшой допрос, немного пыток — и не будет больше тестаччо. Я, собственно, и подошел к тебе с просьбой принять участие, доминус Защитник.
Понятно. Конрут уже тоже в курсе. А я, судя по всему, обрастаю прозвищами. Забавно, особенно если объединить. Кровавый защитник — это звучит.
— Вы хоть знаете, куда их свозят? — мрачно уточнил я. Как-то нет у меня хороших ожиданий от предстоящих мероприятий. — А то мне вот, например, непонятно даже, в какую сторону воевать.
— Я выяснил. Есть тут у нас пара братцев-керкопов, я, может, упоминал про них. Так вот эти проныры устроились журналистами в какую-то газетенку, представляешь? Ну и по заданию редакции проследили, куда возят отловленных, так что сведения надежные. Может, даже в газетах скоро появятся, если у тамошнего руководства яйца есть. Возле Сабатинского озера, в бывшем замке семьи Орсини — говорят, ее последний представитель стал чистым, он и передал им в собственность поместье. Впрочем, не важно. Я это к тому, что добираться далеко не нужно — всего тридцать миль на северо-запад от Рима. И я бы поторопился выяснить, что там происходит. Мало ли, что там с пойманными делать собираются?
— А ты что, не знаешь? — удивился я, и по глазам убийцы понял, что он, действительно, не знает. — Ладно. Вот сегодня и узнаешь…
Раньше вокруг Сабатинского озера, помимо замка, было аж триннадцать деревень и целый комплекс бань. Теперь они все пустуют.
До Сабатинского озера мы добрались на машине Конрута — оказывается, убийца благосклонно относится к новинкам техники, и владеет отличным ее образчиком. Я в который раз подумал, что мне бы тоже не помешало, благо дядя, наверное, не откажется продать продукцию его завода по себестоимости, по-родственному.
Мы прибыли ранним утром, еще до рассвета. Правда, до замка Орсин, как собирались, так и не добрались. Километрах в пяти на востоке в небо били яркие и такие знакомые мне лучи света, но дорога туда перекрыта. Территория вокруг озера обнесена оградой, чья хлипкость и ненадежность компенсируется развешанными через каждые двадцать шагов грозными табличками. «Собственность ордена чистоты. Проход запрещен. Дерзнувшие нарушить запрет будут очищены». Надписи, как и сам забор оказались сюрпризом не только для меня, но и для «местного» Конрута.
— Я слышал, что они получили землю вокруг озера в дар от Сената, только не знал, что так много! Mentulam Caco, а куда дели жителей деревень? Что-то я не помню разговоров о таком большом переселении! Там больше тысячи людей!
— Думаю, мы их сегодня увидим, — Я почему-то не сомневался, что все местные жители остались здесь же, только уже в статусе заключенных.
Попасть на территорию, огороженную забором оказалось совсем несложно. Локомобиль Конрута отогнали подальше и там спрятали в кустах. Сами немного прошли вдоль забора, поглубже в лес, чтобы не маячить на открытой местности, и просто перескочили через хлипкое сооружение. До замка еще нужно дойти — мало ли, кто еще бродит по территории. Впрочем, Кера никого не почувствовала, так что есть вероятность, что нас пока замечать особенно некому. Чистые полагаются на волшебную силу своих табличек и, в общем, правы — мало сейчас найдется индивидов, готовых сделать то, что запрещает чистый орден.