Защитник

Саша слышал их, но не улавливал ни смысла, ни музыки. Слова расплывались по комнате дымными кольцами и таяли, не оставляя сожалений. В другое время он вслушался бы, ведь с детства был книжным мальчиком. И хотя больше любил прозу, особенно как многие математики, научную фантастику, все же неплохо знал поэзию, даже современную. Имена Пригова и Полозковой не вызывали у него недоумения, хотя Саша не мог сказать, что полюбил их стихи. А вот Бродский был ему близок своей прозрачной тоской, ведь как многие с виду веселые и остроумные люди, Саша Борисов был склонен к меланхолии. Только мало кто догадывался об этом…

Тина тоже читала ему свои. Правда, лучше б он прочел их глазами – голос отвлекал, волновал, мысли вязли в нем, как в патоке. После ни одной строчки не вспоминалось, только вкус крови на губах, опухших от поцелуев, пряный запах волос, узоры сосков – тропинки к удовольствию.

– Твой тренер приходил прямо на консультацию, – хмуро сообщил Илья, когда Саша забежал домой сменить одежду. – Искал тебя.

– Нашел? – Саша попытался сострить, но вышло не очень.

– Ты сам-то себя не потерял еще?

Забравшись с учебником на диван, Илья пытался испепелить его взглядом, но слишком любил друга, чтобы злиться всерьез. Его круглая мордашка выдавала, как ему плохо одному в пустой квартире.

Саша усмехнулся:

– Только давай без этих сентенций! Тебе не идет роль зануды.

– А тебе богемный стиль!

Замерев с пуловером в руке, Саша обернулся:

– При чем тут богема? Кстати, ты знаешь, что это переводится как цыганщина?

– Не знал. По-моему, это слово сейчас употребляется несколько в ином смысле…

– Неважно. Я не в богему ушел. Мне просто хочется быть рядом с этой девушкой. И если ее притягивает богема, то я…

– Готов бросить футбол? – Илья выглядел несчастным.

Помолчав, Саша швырнул пуловер в сумку:

– Я никого и ничего не бросаю. Просто бывают периоды, когда чем-то приходится жертвовать.

– Ты в курсе, что завтра экзамен?

У Саши екнуло сердце:

– Уже завтра?!

– Ты и об этом забыл?

– Черт, – он сел рядом с Ильей. – Я и вправду забыл.

– Но ты же придешь завтра?

– Без вопросов. Что сдаем?

Подскочив как ужаленный, Илья завопил:

– Да ты совсем сдурел?!

– Шучу-шучу, я помню. И я приду, не волнуйся.

Но экзамен он проспал, как и последнюю тренировку перед финальным матчем.

* * *

Скука. Бездонная. Беспредельная…

Убить себя и то веселее.

Все эти слюнявые мальчишки, тянущиеся к ее губам, отвратительны. Тине хотелось стать невидимой, когда к ней направлялся очередной. Их потные тела вызывали в ней приступы отвращения… Один за другим, один за другим.

Но старая соседка, к которой захаживали все мужчины их района, научила Тину, когда та была еще подростком: ни за что, ни при каких обстоятельствах не признавайся, что тебе неприятно. Из-за этого любой убить может…

Саша Борисов был ничем не лучше любого другого, его так же отвратительно трясло в ее присутствии. Момент спортивного азарта, который Тина испытывала, как любой коллекционер, давно остался позади. Она заполучила сердце этого красавца в свою обширную кладовую и потеряла к нему интерес.

Почему не прогнала сразу? Просто лень было. Пришлось бы искать слова, а на это Тине хотелось тратить время, только когда она писала стихи.

Не жаль ведь его? Нисколько.

С этой его фантастической физиономией Сашка еще столько сердец разобьет. Десятки дур вскроют себе вены – вдоль, чтобы наверняка… Их Тине тоже не было жаль, не за них мстила. Да и не мстила вовсе! Искала вдохновения.

И не находила… Не писалось в последнее время.

А на семинарах требовали новых стихов – в этом суть процесса обучения. Раньше строчки сами рождались из ночных вздохов, жадных взглядов, дрожи, проходящей вдоль позвоночника… Теперь Тина даже не чувствовала этого, или дрожь, как молния, сразу уходила в землю?

«Я – заземленная» – эта мысль ужасала.

Меньше всего Тине хотелось быть привязанной к земле, к реальности. К этой мерзкой реальности, которую она ненавидела с детства. Чего ей на самом деле хотелось, это обрести надежное убежище, где получилось бы спрятаться ото всех.

Книги, сигареты и она сама – это было тем идеальным образом жизни, который пока ей не удалось обрести.

Студенческое общежитие с его толчеей, шумом и ароматом похоти, было полной противоположностью тому раю, в котором Тина мечтала оказаться. Она пошла бы на все, чтобы найти свой уголок сада, куда никому не будет хода… Нега, фантазии, доступные в одиночестве наслаждения – что еще нужно для счастья девушке, мечтающей о славе Сапфо?

Тина позволила происходящему в общежитской комнате проникнуть в ее сознание: Сашка опять травит анекдоты, а остальные смотрят ему в рот и хохочут. Все в разы талантливее его, но обаяние делает свое дело – какой-то футболист, выдающий себя за будущего ученого, кажется им интеллектуалом. Что он там несет?

– Был такой математик Давид Гильберт. В одной из лекций он сказал великолепную вещь: каждый человек имеет некий горизонт. Если он сужается, то становится бесконечно малым и превращается в точку. В этом случае человек заявляет: «Это моя точка зрения».