Защитник

— Какого черта ты не могла дождаться, чтобы сделать это со всеми нами? Вы могли хотя бы какое-то время встречаться. Серьезно, давай мы все сразу привыкнем к тому, что ты взрослая и все такое.

У моего брата много хороших качеств. Красноречие не входит в их число.

— Может быть, потому что я сделала то, что считала правильным. Я вышла за него замуж ради себя. Это не имело никакого отношения ни к кому из вас, — раздражение смешивается с гневом и создает опасный коктейль в моей крови. — Вы все так увлечены своими делами, но никогда не позволяли этого мне. Никто из вас. Ты хочешь контролировать мою жизнь. Все вы так делаете. Но для меня это не так, как для всех вас. Я не равная в твоих глазах. Ни для кого из вас.

Когда он ничего не говорит, я жду и наблюдаю, как эмоции отражаются на его лице.

Он знает, что я права.

— Джейс… я прошла через ад и вышла из него вполне уравновешенной женщиной. Но знаешь, чему я посвятила свою жизнь?

Он ничего не говорит, поэтому я нажимаю сильнее.

— Знаешь? Нет… Никаких догадок?

Он качает головой, и я смеюсь беззвучным смехом.

— Забавно. Потому что это вращается вокруг каждого из вас. Я делала то, что ты хотел. Что вы все хотели: «Чтобы поехать на Олимпийские игры, тебе придется усерднее тренироваться, Линди. О, Линди. Тебе нужно получить ученую степень. Ты сможешь это комбинировать. Мэдлин Кингстон. У тебя есть место в совете директоров «Кинг Корп». Ты должна присутствовать на заседаниях правления. Да, и не пропусти домашние игры «Кинг» или «Революции». Тебе не нужна личная жизнь. Семья на первом месте». Что-нибудь из этого звучит знакомо? Потому что это то, что я слышала от всех вас всю свою жизнь. Как будто вы все думали, что вам удастся заменить моего…

— Папу, — заканчивает он за меня предложение.

— Я никогда не знала его, Джейс. Он ничего для меня не значит. Это человек, который изменил моей матери и умер при этом. Он мне был не нужен.

— Он не был плохим человеком, Мэдлин. Просто был плох в любви. По крайней мере, в романтической любовь. Он великолепно любил своих детей, и еще до того, как ты родилась, любил тебя. Папа был так взволнован, когда мама объявила, что беременна, — почти задумчиво говорит мне Джейс. — Я бы хотел, чтобы у тебя был шанс увидеть его в своей жизни. Он справился бы со своей задачей лучше, чем мы.

Мое сердце замирает, когда эмоции захлестывают горло.

— Но в том-то и дело, Джейс. Он мне был не нужен, потому что у меня были все вы. Я никогда не чувствовала, что мне чего-то не хватает. Я не возненавидела то, что вы все думали, что знаете все лучше меня. Не тогда, когда была ребенком. И я не настолько глупа в свои двадцать три, чтобы думать, что уже все знаю. Но также достаточно компетентна, чтобы знать, чего хочу и за что стоит бороться. Мне повезло, что меня любят, и я достаточно умна, чтобы держаться обеими руками и бороться за это. Поэтому мне нужно, чтобы ты отступил или ушел. Это отличный вариант для тебя.

Черт.

Я думаю, что это все было ложью. Потому что эта невероятно сильная женщина, которую я сейчас проецирую, дрожит внутри, как лист, задаваясь вопросом, откуда, черт возьми, у меня хватило смелости сказать все это.

Джейс обнимает меня, и кажется, что это может выжать из меня жизнь.

— Когда ты выросла, сестренка?

Я закрываю глаза и борюсь со слезами, которые, знаю, прямо здесь, горят под моими веками.

— Видимо, когда ты не смотрел, старший брат.

Он проводит рукой по моей голове и сжимает сильнее.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что в ту ночь, после того как полицейские ушли, и мы все были в доме Хадсона и Мэдди… ты, я и Истон были в гостиной, а мама была на кухне с остальными. Доктор дал тебе успокоительное, и ты уснула на диване. Твоя голова прислонилась к груди Истона. И клянусь, он старался не дышать, потому что не хотел тебя будить. Мы пробыли там несколько часов, и он никому не позволял тебя сдвинуть с места. Когда Эшлин хотела уложить тебя спать, я встал, чтобы отнести, но он не отпустил и сам отнес в одну из спален. Ему было девятнадцать, Линди, и я думаю, мы все тогда знали, что между вами никогда не будет ничего, как прежде.

Я отступаю назад, чтобы увидеть его лицо, такое обиженное и растерянное.

— Почему? Почему тогда все так реагируют?