Защитник

Шидай заволок его внутрь, и оборотень оторопел, увидев отодвинутую печь и поднятую крышку погребка. На погребок он едва взглянул, а вот печь обошёл и вскрикнул от изумления. Заглянув в колодец хода, он и вовсе пришёл в потрясение.

– Что это…

– Мы надеемся, что вы нам об этом расскажете, – губы лекаря слегка изогнулись в пугающей улыбке.

– Но, господин, я впервые это вижу! – возмутился хозяин. – Здесь всякий хлам хранился с тех пор, как я купил это убыточное хозяйство.

– Правда? – ласково изумился Шидай. – А зачем вам печка в таком месте? Не пироги же печь? Без трубы-то.

– Да она тут всегда стояла! Я её и не трогал. Думал даже пробить дымоход и использовать её, но постояльцев и так кот наплакал. И одной вот так хватает! – оборотень черканул пальцем над своей головой.

Ласково щурящийся оборотень пугал его, но вот молчаливый мужчина с холодным взором вызывал просто паническую дрожь.

– Я в ней зерно от мышей прячу, – хозяин отнял от печного зева плотно подогнанную заслонку и продемонстрировал сложенные внутри мешки.

Шидай молча пнул каменную маскировочную крышку от погребка.

– Это от служек, – хозяин подобрал крышку и заботливо прислонил её к стене. – А то прошлые повадились воровать у меня копчёных гусей. Да что произошло-то?

Прищурившись, Шидай покосился на Ранхаша. Обвинить хозяина действительно пока было не в чем.

Харен слегка опустил ресницы и шагнул к хозяину. Тот запаниковал, ощутив жуть от взгляда льдисто-жёлтых глаз, и метнулся в сторону выхода. Бросившись ему наперерез, Ранхаш отбросил его к стене и впечатал лицом в кладку, одновременно с этим заворачивая его левую руку за спину.

– Господин, да что ж это вы творите? Без суда-то… – слова заклокотали в горле, когда хозяин ощутил проникающие в спину когти.

Шидай задумчиво склонил голову набок, оценивающе осматривая погружающиеся в плоть пальцы, и поинтересовался:

– Ты к сердцу? Тогда чуть-чуть пониже. Оно у него слегка опущено.

Дом от основания до самой крыши сотряс дикий крик.

Глава 21. Идная

– Майяри… яри… нись… жалуйста…

Жалобный плачущий голос едва пробивался сквозь мрак и боль. Майяри пошевелилась, тихо застонала и попыталась открыть глаза. Что-то яркое и прыгающее заставило её опять болезненно застонать, и кто-то, охнув, отстранил сияющий предмет.

– Майяри? – уже чётче позвал тонкий голосок, и девушка рискнула открыть глаза ещё раз.

Масляной фонарь, чьё пламя причинило ей неудобства чуть ранее, в этот раз стоял немного в стороне, а не перед лицом. Взгляд упёрся в бледную перепуганную Лоэзию, сидящую на соломенной подстилке. Щёки её блестели, и Майяри с некоторым запозданием сообразила, что та плакала.

– Ты жива?

Поморщившись, Майяри попыталась сесть. Перед глазами закружилось, затошнило, а в затылке яростно вспыхнула боль.

– Ох… – вырвалось у неё. – Что произошло?

Осмотревшись, девушка с недоумением поняла, что находится в конюшне. Тусклый свет озарял денники, сонно фыркающих лошадей, залежи сена и разбросанную в беспорядке сбрую.

– Я не знаю, – Лоэзия шмыгнула носом. – Дверь за твоей спиной распахнулась, и вошло что-то огромное. Я так испугалась, что лишилась чувств. А пришла в себя уже здесь, когда меня по щекам били.

Майяри озадаченно потрогала своё зудящее лицо. Похоже, её тоже пытались привести в себя.

– Здесь был такой страшный мужчина, – девчонка утёрла катящиеся градом слёзы, закусила губу, но всё равно опять разрыдалась. – Он… он сказал, что мы такие… сладкие и… и велел ждать его. Он… он сказал… – Лоэзия задохнулась от страха и отвращения, и Майяри похолодела.

Боль в голове мгновенно утихла, точнее, отошла на второй план, и всё сознание охватил ужас. Боги, что она натворила? Её едва не стошнило, когда она представила, что мог сделать с Лоэзией тот мужчина. Боги! Она ведь могла очнуться слишком поздно. Он мог сделать с девчонкой что угодно. Даже если бы он просто её полапал, для Лоэзии это могло бы стать главным ужасом её жизни, как когда для самой Майяри, пока его не затмили более страшные ужасы. О чём она думала?!

Волосы зашевелились на голове, стоило Майяри вспомнить случай почти пятнадцатилетней давности. Единственный раз, когда хоть кто-то в общине оказал ей помощь. Единственный и последний раз. Совсем молодой хаги, прислуживающий в их доме и пожалевший её, четырнадцатилетнюю девчонку. Он помог ей бежать. Майяри до сих пор помнила ту пьянящую эйфорию, что охватила её. Ей казалось, что теперь-то она точно сбежит. У неё же есть поддержка. То, что с мужчиной и его семьёй сделали после того, как в очередной раз поймали её, девушка не могла забыть. Впервые кто-то пострадал из-за того, что пытался помочь ей. Последствия были столь ужасны, что Майяри едва не смирилась со своим положением.

Больше никто и никогда не страдал из-за того, что пытался помочь ей. До Виидаша. И вот опять.

О чём она думала? В ушах опять зазвучала каменная песня, но теперь она вызывала только тошноту и отвращение.

– Всё… хорошо, Лоэзия, – выдохнула Майяри и дрожащей рукой погладила ревущую девчонку по голове.