Защитник

Шидай развернулся так резко, что чуть не опрокинул кресло. В паре саженей слева от них в кресле сидела бледная женщина, а на её коленях стояла очень красивая девочка с серебристыми локонами в прелестном бежевом платьице. Вцепившись пальчиками в перила, малышка распахнутыми от любопытства глазами смотрела на подъезжающую телегу.

– Это плохие дяди, – дрожащим от страха голосом объяснила женщина. По её лицу было видно, что больше всего она мечтает уйти отсюда.

– Дочка Триия, – прошептал Шерех. – Ей сегодня исполнилось шесть, и он решил, что самое время начинать приучать её к подобному зрелищу.

У Шидая остро зачесались руки и захотелось проверить шею уважаемого сарена Бодыя на крепкость.

Преступников возвели на эшафот, и вместе с ними на помост поднялся глашатай, который громко зачитал толпе все прегрешения казнимых и озвучил назначенное наказание – смерть через отрубание головы. Одного из мужчин грубо потащили к плахе и, заставив упасть на колени, навалились на его плечи, удерживая на месте. Сверкнуло лезвие топора.

Шидай обернулся на испуганный вздох и увидел, что нянечка сидит с закрытыми глазами, а ребёнок с недоумением следит за катящейся по доскам головой.

– У дяди голова отвалилась, – озадаченно заметила она. – И кровь течёт. С ним всё хорошо?

Ребёнок, чьё мировосприятие ещё не омрачено пониманием жестокости, боли и смерти. Застарелая тоска вгрызлась в сердце, и Шидай взглянул на господина Триия с ненавистью. Ему следовало беречь свою дочь от такого.

– Нет, моя дорогая, – едва прошептала нянечка. – Он… он лишился жизни. Он был очень плохим и забирал жизнь у других. И чтобы он больше этого не делал, его вот… попросили исчезнуть.

– А почему он стал плохим? – продолжала допытываться девочка.

– Потому что его никто не любил и он никого не любил.

Малышка сурово свела брови, укладывая услышанное в своей хорошенькой головке, и потребовала:

– Опусти меня.

К облегчению Шидая, нянечка поспешила опустить ребёнка вниз, и слишком высокое ограждение скрыло кровавое зрелище от глаз девочки.

Второй из обречённых на смерть сопротивлялся до последнего. Зрелище было просто душераздирающее. До слуха Шидая доносились тихие подвывания нянечки, которая, сложив руки крест-накрест на груди, молилась богам.

– Шерех, если я потом набью морду Бодыю и попадусь, ты сможешь уберечь меня от гнева хайнеса? – тихо поинтересовался Шидай.

– От гнева хайнеса смогу, – покладисто отозвался старый консер, – но вот от гнева Ранхаша нет.

Шидай досадливо поджал губы.