— Посмотрим, — уклончиво ответил полководец, — подождем еще людей. Чувствую, много здесь соберется. Пока зима, ладно, пусть народ отъедается и отдыхает, а весной, то есть через декаду — другую, склады перекрою. Объявлю неприкосновенным запасом. Надо заставить народ работать, иначе… — Сергий не ответил. Оба понимали, как бывает «иначе».
Склады (единственные большие дома в низине) стояли на удобных перекрестках между холмами. Три здания-склада всегда располагались рядом: пищевой (все продукты были завернуты в тонкие пленочные упаковки с узором, пропитанным Силой), вещевой (одежда и ткани) и оружейный. В нем хранились мечи-близнецы, луки-стрелы, легкие открытые латы белого металла, коих было мало, и непонятные амулеты — еще меньше. Вооружение являлось артефактом — руках людей, не склонных к Силе Эледриаса, оно портилось, а деревянные, янтарные и жемчужные амулеты, выполненные в виде сережек, перстней и браслетов — не рассыпались. Но и что с ними делать было не ясно.
Аригелий сразу распорядился поставить ко всем складам охрану — а это шестьдесят зданий. Пришлось задействовать половину боеспособных преданных воинов.
Полководцу удалось привести сюда более пяти тысяч человек и все набросились на хлеб и вино. Перепились бы насмерть, включая женщин и детей, которых, кстати, было две трети от общего числа. Много мужчин — воинов погибло… точнее, тех, кто хоть как-то держал оружие, слишком много. Только благодаря таланту Аригелия и непрерывному наплыву новых и новых рабов «Армии Свободы» удалось выжить.
Хлеб! Люди соскучились по нему, пожалуй, сильнее, чем по вину. Месяц с боями «отступали» к пятну и две декады пробирались по Лесу. Сразу задались резонным вопросом: если есть печеные лепешки (очень вкусные и сытные), значит, есть и печи. То же самое касалось оружия — где-то же его ковали? А где растили тот же хлеб?
Сначала обнаружили поля незнакомого злака. Он рос на обширных полянах в окружающем город Лесу. Удивительно, как не наткнулись на них ранее, когда брели сюда.
«Вот и найдена одна работа, — облегченно подумал Аригелий, — половина моего народа (такими категориями рассуждал теперь бывший десятник неархейского происхождения) занималась земледелием…».
Чуть позже под, одним городским холмом нашли обширные пещеры — мастерские и пекарни. Возвышенность сразу получила имя «Кузнечной горы». У неформального, но авторитетного главы новой государства отлегло от сердца — вот и занятие для другой половины народа, в основном мастеровитого.
Кузницы стояли вперемежку с алхимическими лабораториями, в которых в самой разнообразной таре хранилось множество неизвестных эликсиров, а в горнах до сих пор горел непонятный жар. Разбираться и разбираться! Как и с дровами для давно холодных пекарен. Где брать? Лес не позволяет. Одна надежда — на нового Бога. Судя по наличию труб и отсутствию золы, и копоти, сами альганы пользовались каким-то другим источником тепла, но именно горящим, а не магическим, как в горнах.
Молились, как умели, почти все. Наиболее рьяные сами собой выделились в жрецы. Понимали, что Лес пропусках их, рабов, не просто так, и склонные к Силе, которые появились в основном из бывших лоосских рабов, утверждали, что Сила Леса не совсем разумная, а значит, Бог пока еще не пришел. Или не родился — об этом не утихали споры. Безмозглость Силы, выполняющую пока только одну задачу — спасение бывших рабов, они чувствовали интуитивно, не могли описать «каким органом» и понятия не имели «с какой стороны браться за Силу». На собственной шкуре испытали только две необычные способности: стали живыми Знаками, о которых разбивались структуры из иных Сил, и ранения заживали, пожалуй, лучше, чем при использовании лоосских бальзамов. Другие «склонные», которым «не посчастливилось» испытать на себе лоосское рабство, таких способностей не имели. Так что Бога ждали. И он пришел.
А до Его явления, Аригелий с самыми верными сподвижникам, успел жестко погасить три бунта и пережить пять покушений. Народ прибывал непрерывно, а среди них попадались и целые разбойничьи шайки. Они, отведав вкус чересчур вольной жизни, сталкивались с практически армейской дисциплиной, которую поддерживал во всем городе бывший гвардеец. У них нашлись честолюбивые лидеры, готовые «взять на себя бремя ответственности», и они не воевали в составе «Армии Свободы», не восхищались её командиром и не испытывали к нему пиетет, коим грешили большинство «месхитинцев». Но и они пороптали, когда их кумир закрыл склады, выдавая только самое необходимое; организовал сбор пропитания в надоевшем лесу, отбирал людей — земледельцев. То есть — снова заставлял работать. Бывшие невольники посчитали это «несправедливым».