Защитники Русского неба. От Нестерова до Гагарина

1. Некомандирское поведение Ларюшкина продолжается второй год с бригады т. Зыкунова, несмотря на ряд бесед и предупреждений, помощи и контроля за ним со стороны командования бригады Вашим заместителем по ВВС Вашим личным выходом и предупреждением — Ларюшкин остаётся неисправимым и продолжает вести по-прежнему.

2. Последнее поведение Ларюшкина не может оставить его командиром части, ибо авторитет, как командира падает окончательно у личного состава, а поэтому руководство его в выполнении приказа НКО 0033 немыслимо.

3. Ходатайствую об отстранении Ларюшкина от командования частью. По политической] линии вопрос поставлен на Б[ригадной] Партийной] К[омиссии] о привлечении к суровой партийной ответственности…»

Под документом есть резолюция Начальника Политуправления ЛВО армейского комиссара 2-го ранга Смирнова: «Б[орис] Михайлович с Ларюшкиным уже много занимались, считаю необходимым его снять с эскадрильи вызвать одновременно к Вам командира бригады Иванова и тоже предупредить о слабом состоянии в бригаде. Смирнов. 29.7.36».

Далее в деле подшита «Выписка из доклада Начальнику ВВС ЛВО комдиву тов. Лопатину» инспектора лётной подготовки ОВС ЛВО Аникеева: «1. В результате моей работы в Горелово выявилось: В части Ларюшкина лётный состав прибытия 1935 года не летает. Причина: боязнь командира эскадрильи Ларюшкина иметь лётные происшествия, об этом мне неоднократно жаловались из лиц лётного состава. Как выяснилось из разговоров: Ларюшкин авторитетом среди подчинённого ему состава не пользуется, командирская учёба часто срывается. В лётный день несколько раз меняются задания на полёт. Пример: авария командира звена Голованова — непосредственно перед вылетом т. Ларюшкин 2 раза менял задание. Командиры отрядов и звеньев не чувствуют своих обязанностей, в их функции вмешивается сам Ларюшкин, чем подрывает авторитет и престиж — нижестоящих командиров. Такая работа может привести к полному разложению и небоеспособности эскадрильи».

Следующий документ, что-то вроде объяснительной записки самого командира эскадрильи. Датирована она 3 декабря 1936 г., а в дело подшита 4 августа 1936 г.

Такое складывается впечатление, что с этим самым Ларюшкиным по каким-то причинам возились очень долго. Терпели, проводили беседы, уговаривали, угрожали. Но вот настал как бы кульминационный момент: он достал всех! И, наконец, с ним решили разобраться, что называется, по полной программе. Об этом и говорят все тщательно собранные командованием документы.

Итак, письмо Ларюшкина, командира 12 истребительной авиаэскадрильи, ст. Горелово вышестоящему начальнику — своему командиру.

«Командиру и Военкому

После вчерашней 3 ½ часовой беседы с вами, и после глубокого тщательного анализа личного моего поведения и положения, я пришёл к окончательному выводу: воспитывать истребителей — отважных мужественных — я не могу, не будучи сам отважным и мужественным, т.к. я уже на протяжении ряда лет живу под исключительным страхом — страхом лишиться партийного билета. Такое положение поставило моё моральное состояние в исключительно угнетённое заискивающее состояние. Вся нервозность на земле, вся нетактичность, грубость с подчинёнными — есть прямое последствие, я боюсь, чтобы чего-нибудь не случилось — что поставило бы меня вне рядов партии — особенно аварий — поэтому большую часть, а зачастую и всю работу беру на себя, подменяю нужных исполнителей — не доверяю. Как правило, кадры молодые, особенно у меня в части — опыта мало у них, стараешься везде охватить, времени мало, объектов много, люди не одинаковы, обдумывать некогда, и часто получается удар с плеча.

Даже больше, я пришёл к выводу, что я испытываю трудность не личную, а в отношении части. Например: 29.XII. полёты, ветер крепкий порывистый, болтает, низкая облачность — летать всей части нельзя, но кадрам — командирам полезно, нужно. Открываю полёты, сначала летают плохо, вмешиваюсь — выправляю — летают отлично, но ветром слегка положило самолёт. Командир звена Корниенко на крыло поднял душку плоскости и я полёты закрыл, хочу летать, уверенность есть в своих кадрах, но страх больше.

Второй случай со мной лично: испытываю 2-х местный И-16 делаю первую посадку исключительно отличную, вторую решил проверить на возможность допуска ученикам, более высокого выравнивания, рассчитываю буквально сантиметрами более высокое выравнивание, делаю небольшой прыжок. И колесо поднял — ночь не спал, "как я мог допустить".

Злорадство прокатилось до самых низов. На другой день причины установили, когда другой лётчик при идеальных условиях посадки поднял два колеса — жёсткий аэродром и слабость конструкции колеса у ниппеля на самолёте.

Я воспринял, а что было бы, если бы действительно разбил самолёт. Был случай, когда я нарушил на бочку из-за исключительной организации приёма самолёта. Сейчас дошло до того, что подчинённые техники на собраниях указывают.