Защитники Русского неба. От Нестерова до Гагарина

Пивкин вместе с остальными техниками обслуживал самолёты, когда на аэродром примчался начштаба дивизии Черепов. Собрав всех, кто был на поле, раздал автоматы, и уже через пять минут "студебеккер", набитый солдатами, мчался к комендатуре. Взяли её штурмом, перебив стёкла, поломав всё, что только можно, и съездив пару раз по физиономии особо несговорчивым комендатурщикам. К этому времени Сталина развезло окончательно, но вышел он всё же на своих ногах».

Что ж, именно этот случай будет отражён в первой боевой характеристике на молодого комдива, подписанной командиром 1-го гвардейского ИАК гвардии генерал-лейтенантом авиации Белецким: «По характеру горяч и вспыльчив, допускает несдержанность, имели случаи рукоприкладства к подчинённым.

Недостаточно глубокое изучение людей, а также не всегда серьёзный подход к подбору кадров, особенно штабных работников, приводил к частым перемещениям офицерского состава в должностях. Это в достаточной мере не способствовало сколачиванию штабов.

В личной жизни допускает поступки, несовместимые с занимаемой должностью командира дивизии, имелись случаи нетактичного поведения на вечерах лётного состава, грубости по отношению к отдельным офицерам, имелся случай легкомысленного поведения — выезда на тракторе с аэродрома в г. Шауляй с конфликтом и дракой с контрольным постом НКВД».

И всё же смелый человек был генерал Белецкий! Говорят, Василий его сильно побаивался.

Есть такая русская поговорка: «кому война, а кому мать родна!» Так вот, дочь главного маршала авиации А.А. Новикова Светлана Александровна Новикова в своём рассказе о Василии Сталине подтверждает слова: «О Василии много писали, всё вперемешку — и правда, и враньё. Я буду говорить лишь о том, чему была свидетелем или о чём знаю из бесед с отцом. И что мне подсказали документы.

Василий много раз бывал у нас дома. Елизавета Фёдоровна, моя мачеха, подружилась с его женой Галиной. Лишь два слова о Галине. Это была очень милая, мягкая, совсем молоденькая женщина. Держалась она на удивление просто, а тому факту, что её свёкром был сам Сталин, не придавала никакого значения. Похоже даже, что это ей только мешало.

Зато её муж Василий носил звание "сына Сталина" как самое главное, выше всяких воинских. Хотя и воинские обожал…

Первое офицерское звание ему было присвоено в 1940 году. Откуда же звание полковника уже в начале 42-го? И это в двадцать один год! И что должен был испытать только что назначенный командующий ВВС Красной Армии, обнаружив, что у него в непосредственном подчинении находится сын самого Верховного?

Да ещё на ответственной должности начальника авиационной инспекции. А когда ему доложили, что тот ведёт вольную жизнь, нарушает дисциплину, является в штаб, когда хочет, устраивает пьянки-гулянки, отец пришёл в негодование: "Сопляк! В такое время! На фронтах гибнут лучшие лётчики! А этот обормот…"

Отец, конечно, прекрасно понимал, что Сталин не мог быть в неведении как относительно небывалого служебного "взлёта" сына, так и относительно его поведения. Значит, он благословил этот взлёт, благословил лакейство тех, кто расстилал перед Василием ковровые дорожки. И что было делать отцу? Оставить всё как есть?

Щекотливая ситуация… Если не трогать Ваську (простите, во время войны его все так звали), как бы "не заметить" его вольности — значит показать перед всеми, и перед подчинёнными, и перед Верховным, свою слабость, показать, что ты струсил. А как же работа? Большая должность Василия требует соответствующей отдачи, а её нет.

Отец никогда и никому не позволял разгильдяйства. Для этого необязательно быть по-сталински жестоким. Достаточно быть твёрдым и требовательным одинаково ко всем, без поблажек. Выбора не было. Особенно в условиях войны.

И отец решительно потребовал от Василия неукоснительного соблюдения дисциплины и потребовал хоть как-то укоротить его замашки. Так, в частности (то, что мне запомнилось), из трёх машин, на которых раскатывал Василий, он оставил одну, как и полагалось тому по должности. Самому Василию такая "школа" была бы только на пользу. Может, тогда он и не кончил бы свою жизнь так трагично и бесславно. По натуре своей он не был злодеем. По моим наблюдениям, он был, что называется, шалопай. Но шалопай зарвавшийся. И прошедший в своей семье большую и тяжёлую школу интриганства. Надо было видеть, каким смирным и даже приниженным он бывал у нас дома в присутствии отца. Меня просто коробило от того, как он заискивал перед ним. Зачем? — недоумевала я. Так унижаться, да ещё в присутствии других…

"Глядеть противно, как он юлит тут и ёрзает. А за спиной пакостит", — говорил отец.

Пользуясь "родственными связями", Василий стал капать Верховному на нового командующего. И это в то время, когда приближался кульминационный момент войны, когда фашистские полчища прорвались на Кавказ и к Волге, когда в авиации шла сложнейшая организация. Отец разрывался на части между фронтами и штабом. <…>