Зашифрованные маршруты

Видно пещеру, в которой можно переночевать. Но как туда, на этот левый берег, переправиться? А переправляться надо, потому что наш берег заливает наледь - ледяная каша из снега, воды и кусочков льда: ее Мулеков назвал шугой, она обходит наш отряд и сзади. Есть опасность, что ночью эти два потока соединятся, и мы будем отрезаны от тайги. Для нас это значит смерть. Свою мысль я высказал вслух. Но никто, даже Мулеков, не прореагировали. Все лежали возле своих лошадей, тяжело дышали и не могли себя заставить встать. Тогда я громко, насколько позволил мне хриплый голос, приказал: «Будем переправляться на тот берег». Но никто не шевельнулся. Я стал уговаривать людей. Но все, абсолютно все молчали и на меня смотрели, как на сумасшедшего.

Илья Холомянский, державшийся всегда бодро, здесь от усталости заснул. Я стал его будить. Одежда на нем совершенно прохудилась. Местами видать голое тело. «Здесь мы замерзнем, нас зальет вода!» Но ничего не помогало. Мулеков тоже был против переправы. «Отдохнем, командир, идти я больше не могу, - заявил он мне.

Я смотрю на лежащих в снегу бойцов, на покрытых инеем лошадей и не знаю, как их заставить встать. Они понимают, что это конец. И Мулеков понимает, что смерть всего отряда неминуема, но, видать, всему бывает предел, человеческой выносливости тоже.

Тогда я решил показать людям пример. Разгрузив одну из лошадей, я положил сумку с золотом на две другие, более сильные. Связал лошадей вместе. С трудом забрался на первую и стал погонять ее к ледяной кромке реки. Хрупкий лед крошился под ее ногами, и она не захотела идти в воду. Я понукал ее, но, сунувшись в холодную жижу, она пятилась назад. Лошади, привязанные сзади, тоже сопротивлялись, И тогда я впервые рукояткой нагана ударил лошадь по крутому крупу. Она пошла. Вода была лошадям только чуть выше колен. Но сильное течение заставило их сопротивляться. У меня от температуры кружилась голова, и я боялся упасть с лошади. Посередине реки все три лошади вдруг заупрямились, захрапели, задергали головами. Сначала я подумал, что там, в темной воде, они почувствовали глубину и стал погонять. Но они еще яростней затоптались на месте. Я видел, что на конце хвостов у них образовывается ледок, почувствовал, что лошади слабнут, и спрыгнул в холодную, парившую на морозе воду. Взял лошадь под уздцы и, скользя ногами по камням, вывел их на правый берег. От мороза промокшие ноги стало сводить. Я сдернул разбитые сапоги и хотел выжать воду из своих ветхих портянок, но они на морозе сразу же заледенели. Тогда я пробежал к скалам босиком по снегу, нарвал сухой травы и, растерев ноги, обмотал их, надернул сапоги. Подскочив к лошадям, я сбросил груз, развязал уздечку. Подрагивая шкурой, лошади стали с жадностью щипать траву, присыпанную немного снегом.

Возле скалы окоченевшими руками я собрал сухой мох, он здесь висел на скале, как огромные бороды великанов. Я сумел поджечь его. И прямо в огонь сунул руки. Куча еще тлела, а я, уже отогрев руки, набросил сверху сухих веточек, а потом положил большую смолистую коряжину. Пламя рванулось вверх. Я стал кричать на тот берег. Но люди не шевелились. Тогда я перенес костер под самую скалу, где лежало несколько стволов сухих деревьев. Огонь, крутясь от ветерка, лизал скалу, прогревалась земля. Из переметной сумы, снятой с лошади, достал несколько кусков замерзшего, как камень, лошадиного мяса. Разложил их на горячие камни возле костра. Через минуту запах жареного мяса пополз на тот берег. Люди зашевелились.

Переправа прошла, в общем-то, удачно. Если не считать, что мне второй раз пришлось лезть в холодную воду. Дело в том, что Мулеков нечаянно на перекате уронил в воду сумку с моими документами и с этим дневником, который я сейчас заполняю».

Таня перевернула страничку дневника.