- Мы обязаны сохранить золото для республики, поэтому должны спрятать его в надежном месте. - Я рукой указал вверх, на пещеру, находящуюся в облачной выси. Мулеков неприятно улыбнулся:
- Как же мы заберемся, чтобы там сложить мешки с золотом?
- Что-нибудь придумаем, - ответил я (свой секрет раньше времени раскрывать не хотелось).
Приказал разгружать лошадей. У костра, невдалеке от намеченной мною скалы, мы кое-как отогрелись. Был полдень, но мороз не сбавлял. Я спросил у Мулекова, сколько примерно градусов. Он, задумавшись, чего с ним никогда не бывало, не расслышал моего вопроса и попросил повторить. Посмотрев по сторонам, быстро ответил:
- Градусов пятьдесят будет.
Лошади стояли понуро, не пытаясь даже искать под снегом траву. А может, они чувствовали свой ужасный конец. Бойцы отогрелись, и я открыл им свой замысел. Они не верили тому, что я им сказал, и глядели на меня, как на человека, потерявшего рассудок. Мулекова стало трясти, словно в лихорадке:
- Командир, что это даст нашей республике?
- Во-первых, мы сохраним людей, во-вторых, спрячем золото в одном месте, недоступном человеку и запомним координаты. По нашему маршруту придет экспедиция со специальным оборудованием и снимет золото. - Я указал на большую поляну слева: - Там можно даже сесть на аэроплане.
Бойцы продолжали молчать, глядя то на меня, то на лошадей. Мулеков подсел ко мне совсем близко:
- Командир, отмени приказ. Я вспомню дорогу. Мы будем двигаться насколько хватит сил, а там уже спрячем. Командир, отмени, - он умоляюще сложил руки на груди.
Бойцы продолжали молчать. И я повторил им свое страшное, но единственно правильное решение:
- Мы сейчас убьем лошадей, будем рубить их на куски и теплое мясо примораживать к скале. Поднимаясь по примороженным кускам, как по лестнице, будем намораживать все выше и выше, пока не доберемся до пещеры. Потом один человек спустит оттуда веревку, связанную из уздечек. Здесь, внизу, мы будем привязывать к веревке мешки с золотом, а он их будет поднимать наверх и там складывать.
Мулеков нервно ходил вокруг костра и вдруг спросил:
- Командир, а как же он из пещеры спустится обратно, уставший и замерзший?
- Привяжет там веревку и спустится по ней.
Мулеков, видно, испугался, что я его пошлю лезть в пещеру и отговаривал меня всячески:
- Командир, мы спрячем золото и уйдем, а по нашим ступенькам и по веревке вдруг кто-нибудь залезет?
- Не залезет. После себя мы не оставим никаких следов. Разведем под самой скалой огромный костер, - и веревка сгорит, и ступеньки оттают, и упадут на землю. А самые верхние весной отвалятся.
На маленьком лице Мулекова я прочел какое-то непонятное мне отчаяние. Бойцы по моему приказу мешки с золотом сложили к подножию скалы. Будет ли примерзать мясо? Стараясь не смотреть на стоящих рядом лошадей, я прошел к скале и, поплевав на обшлаг шинели, прислонил его к скале. Через мгновение потянул обратно и не смог сразу оторвать. К скале подвели самую худую лошадь, покрытую инеем.
- Кто будет стрелять?
Но бойцы, те бойцы, которых я знал в бою, которые, не страшась пулеметного огня, шли в штыковую атаку, вдруг опустили глаза. Я понял, что ни у кого из них рука не поднимется на беззащитное животное.
Я выстрелил лошади в лоб. Она сразу же упала. Мулеков, видя, что я не отступил от своего плана, вдруг переменился. Нервозность у него прошла, он вышел из-за сосны и, помогая мне, работал как фокусник своим кинжалом. Я подносил квадратные куски к скале и с силой прижимал. Они мгновенно примерзали. Пока я нес следующий кусок, этот превращался почти в чугун.
Я стал осторожно ставить ноги на ступеньки. Один из бойцов поддержал меня. Я уже поднялся по ступенькам на два метра от земли, когда почувствовал, что руки мои совсем окоченели. Меня сменил Мулеков. Маленький, юркий, он спокойно держался на ступеньках без всякого страха. Нагибался, принимал кусок из рук тоже поднявшегося по ступенькам бойца и прижимал. Уже трое бойцов висели на ступеньках.
Вечерело. Усилился мороз. И я приказал прекратить намораживание ступеней. Ночью, высунув голову из-под лошадиной шкуры, к удивлению своему, увидел я, что Мулеков, сидя у костра, что-то чертит на бересте. Заметив меня, он быстро положил бересту возле костра и тревожно сказал:
- Командир, волки воют, как бы не напали на нас.
- Спите, - сказал я, - сюда они не придут, им хватит остатков от тех лошадей.
Грызня у скалы становилась яростней. Мулеков пошел по направлению к пещере и выстрелил из нагана два раза. Пока он ходил, я, немного выбравшись из-под шкуры, дотянулся рукой до бересты, на которой он что-то рисовал. Посмотрев, я вздрогнул. Линиями были обозначены три речки, по которым мы шли последние дни, хребты и скала, на которую мы намораживали ступени.