Заскар.

Но я неверно оценил их характер: не было более динамичных, закаленных и смелых людей, чем два моих молодых друга. От зари до сумерек они шутили и смеялись, бежали рядом с лошадьми, покрикивали на них, хватали за узду или за хвост, помогая влезть на склон или удерживая их в опасных местах. Отвага соответствовала их неисчерпаемой энергии.

Живя рядом с ними, я начинал понимать, насколько и для тела, и для духа полезна активная жизнь, которая постоянно требует значительных усилий. Чем больше Лобсанг и Нордруп потели и трудились в горах, тем более крепли их воля и энергия. Я ни разу не слышал, чтобы они пожаловались, что надо лезть по крутому склону или гоняться за удравшим в горы пони. Они ежесекундно были готовы к действию, и я часто стыдился собственной неловкости и слабости, когда часами с трудом переставлял ноги, мечтая лишь о том, чтобы карабкание по горам скорее прекратилось.

А ведь я набрал хорошую физическую форму и уже давно акклиматизировался; правда, косвенные воздействия высокогорья я ощущал — каждый километр на высоте четырех тысяч метров казался мне вдвое длиннее. С момента ухода из Падама мы шли по горам, взбираясь на высоту до четырех тысяч трехсот метров, когда передвигались по вершине откоса — краю ущелья, на дне которого ревела бурная река.

После Рару, из которой ушли на восходе, мы не пересекли ни одной деревушки, хотя видели три поселения на другой стороне ущелья — все они ютились на карнизах. К вечеру вышли в район белых скал — эрозия превратила их в башни причудливых замков. Подавленные громадой скал, мы походили на муравьев, ползущих по стенкам громадного муравейника.

После нескольких крутых подъемов наша группа выбралась на небольшое плато, где на обнаженной земле четкими зелеными пятнами выделялись ячменные поля вокруг двух домов. По ту сторону реки высилось большое одинокое здание, похожее на замок и окруженное террасированными полями, которые освещали лучи заходящего солнца.

В конце долины мы различали зеленые поля деревни Сурле — они отчетливо выделялись на фоне скал. Хотя мы были по соседству с деревней, Нордруп и Лобсанг решили остановиться не доходя до нее, поскольку нашли зеленый лужок для лошадей, которые не ели почти весь день. Вообще когда путешествуешь по Гималаям на лошади, летом в деревнях останавливаться нельзя, поскольку поля не обнесены изгородями и животные могут нанести ущерб посевам.

Я разбил палатку в небольшом углублении, немного защищенном от ветра, а Нордруп, набрав веточек, тщетно пытался развести костер. В конце концов мы подогрели еду на моей керосинке. Вначале я выпил чашку какао, разбавленного водой (остаток какао едва прикрывал донышко банки). Затем съел тарелку риса с прогорклым маслом, исходя из жесткого рациона, который разработал для себя, и добавил в него одну из оставшихся четырех небольших баночек мясных консервов. На десерт — масло какао с кусочком испеченного мной хлеба. Хлеба мне хватало на несколько дней, поскольку ни у Нордрупа, ни у Лобсанга не хватало смелости его есть. Однако я гордился своим хлебом. Он напоминал круглый деревенский, даже имея привкус плесени. Я пек хлеб без духовки, когда было достаточно топлива, что в Заскаре бывает не часто. Для этого клал четыре небольших камня в большую кастрюлю, а уже в нее ставил кастрюльку с тестом. Плотно накрыв обе кастрюли, я ставил их на огонь, а на крышку укладывал горячие угли.

…В эту ночь мне снился громадный стол, уставленный яствами — мясом с хрустящей корочкой, деликатесами на громадных серебряных блюдах, но стоило открыть глаза, все это таяло, а в животе по-прежнему урчало от голода…

За час до зари я на пустой желудок пустился в путь с Нордрупом. Меня ждал монастырь Пхуктал, лежащий километрах в пятнадцати в стороне от нашей тропы.

С первыми проблесками солнца мы прошли деревню Сурле. Затем тропинка начала круто спускаться к реке, где притаился еще один подвесной мост. Я заранее переживал, что надо идти по нему, и паниковал, будто шел на прием к дантисту, а это портило все удовольствие от скорой встречи с самым сказочным монастырем Заскара. Еще были свежи воспоминания о мосте у Падама и в Зангла. Вообще я не очень труслив по натуре, но сейчас мои страхи умножались от голода и холода.

Солнце едва окрасило вершины гор, когда мы вышли к мосту. Я спросил у Нордрупа, не боится ли он.

— Нет, к этому быстро привыкаешь, — с улыбкой ответил он. — Несчастные случаи бывают редко. Последний был лет пятнадцать назад. Обрушился мост Зангла, и два человека утонули.

Меня очень беспокоили веревки, на которых висел мост. Они выглядели очень древними. Их следовало менять каждые два года… Может быть, местные жители забыли это сделать?

— Идите, держась как можно ближе ко мне, — посоветовал Нордруп, — мост будет меньше качаться.

Я робко ступил на скрипящие веревки, боясь, что из-за пустого желудка у меня начнется головокружение.