Читаем Заскоки Пегаса полностью

обнов не купили, считали таньга…

О море, о край кипарисов и пиний!

Короче, хотели махнуть на юга…


Но муж загорелся: мол, труд – наше кредо!

И овощи с рынка – мол, пища калек!

И хочется мускулы, как у Альфреда!

Поездка – на месяц, а дача – навек!


Как раз подвернулся нам Генка Чубаров,

фазенда его пропадает зазря.

Почти что задаром, два с лишним гектара,

в шести километрах, в посёлке Заря!


Супруг обещал мне (какой же он душка!):

«Увидишь, всё лето мы будем в раю!

Покрою сарай! Починю развалюшку!

Вскопаю,

взрыхлю,

прополю

и полью!»

3. Мечты и реальность

«Приобрел почти что даром!

Дача – супер! Два гектара,

с садом и прудом!

Есть цветник – на загляденье,

и другие насажденья,

и кирпичный дом!»

Мы с подружками судачим:

вот уж дача – так уж дача!

Истинный Клондайк!

Всё! Наутро уезжаем!

Скоро будем с урожаем!..


…Боже! Силы дай

Пережить кошмар в реале:

в огороде хлам навален,

вишни – сухостой,

вьюн стволы опутал леской –

в общем, страшный сон Раневской.


А бадья с водой –

типа, пруд… воняет тиной.

Закатил глаза картинно,

видя сад в парше,

муж-эстет. Надел бахилы

и похлюпал к хате…

С милым

рай и в шалаше! –

так, поплакав, я решила –

и рвала весь вечер жилы,

чтоб себе внушить:

помещение – жилое!

Будем мы, как Дафнис с Хлоей,

идиллично жить!

4. В доме

Дом забит какими-то жердями,

кучи тряпок жмутся по углам,

доски ощетинились гвоздями,

пыль и грязь, вонища и бедлам…


Лыжи без креплений и без палок,

битый велик, порванный сачок…

Этот Генка – Плюшкина аналог!

А на вид – приличный мужичок.


Я с ведром и тряпками горюю:

поле действий – вовсе не курорт!

Шкаф хромой и битые кастрюли,

у стены замшелый натюрморт,


сапоги (кошмары костюмера),

в них носки (кошмары парфюмера),

за диваном пыльные штаны

и бюстгальтер пятого размера –

ясно, что не Генкиной жены…

5. Как мы ездим на дачу

Сочиняю я стишок

о житейской прозе:

мчит вперед ночной горшок,

проще – скотовозик.

Мчится, весело звеня

каждой гайкой ржавой.

Эх, полцарства за коня!

Эдакой оравой

как мы влезли в скотовоз,

да еще с поклажей? –

нам ответа на вопрос

Вассерман не скажет!


Мчится терем-теремок,

сказочное диво.

От жары водитель взмок,

мы висим, как сливы,

на окне пчела жу-жу –

дескать, мир прекрасен!

Я на дядечке лежу,

словно на матрасе.

Даль, как водится, чиста,

воздух – несравненный…

Кто-то прищемил кота –

дальше мчим с сиреной.

«Потеснитесь, господа!

Ну еще немного!»

Люди! Нет у вас стыда!

Оттоптали ногу!


Пот на лбу залёг росой,

сразу стало зябко:

рядом – бабушка с косой…

…Оказалось – тяпка.

6. Клад

Я снова берусь за лопату,

копаю, как бешеный крот.

Вот жили когда-то пираты,

отчаянный, дикий народ.


Да только в Орле и в Рязани

пиратский не выроешь клад.

Я землю лопатой пронзаю,

спина и ладони болят.


Однако ж под старым ранетом,

под слоем прогнившей коры,

нашла я две старых монеты

суровой хрущёвской поры.


А после я враз постарела

на добрых полдюжины лет:

под россыпью битых тарелок

большущий лежал пистолет.


Я сразу бегом к телефону,

трясусь и звоню в МЧС.

Приехали. Все при погонах.

Кинолог к ранету полез.


И выдал: «Ну, диво так диво!»

(культурный мужчина, ей-ей).

Ждала я кошмара и взрывов,

но хохот вспугнул голубей.


Я нервно забилась под грушку.

«Копайте спокойно, мадам, –

кинолог промолвил. – А пушку,

пардон, я детишкам отдам».

7. Соло для мужа с оркестром

Он прошептал, в тени с компрессом лёжа,

туманно глядя в солнечную даль:

«Я весь разбит, как старая галоша…

ещё пивка с таранкой мне подай!»


Ступив на тяпку, он стонал неловко,

отделавшись лишь парой кувырков:

«Я не могу прореживать морковку…

и кстати, что из этого – морковь?»


Он сетовал особенно тоскливо,

размазывая по коленкам йод:

«Ах, чёрт возьми, далась мне эта слива!

С меня довольно, пусть себе гниёт!»


Он чуть не плакал, будучи покусан

шальной осой при сборе кабачков.

Он горевал по-детски безыскусно,

ступив на муравейник без очков.


Как он мечтал – моим мечтам вдогонку –

о спелых грушах в тонкой кожуре,

взмахнуть гантелькой – для души, легонько,

но не лопатой двигать по жаре!


Он устранился от работы адской

и бросил даму – тут же, на земле –

на растерзанье гадам колорадским,

медведкам и смородиновой тле…

8. Дачный акростих

Семнадцатое (кажется) ведро.

Мечтаю сдохнуть, под кустом елозя.

О ветки оцарапано бедро.

Рыдаю в три ручья – в стихах и в прозе!


Одна, одна, с тяжёлой соковаркой

До ночи провожусь я в кухне жаркой!

Иначе – пропадает урожай.

Нарви – помой – и в агрегат сгружай!

Ах! Как же мне себя, родную, жаль…

9. Вишня

Летний вечер. Хрип шансона.

Над посёлком благодать.

Я пасу дроздов бессонно…

Век мне воли не видать!


Веет свежестью озона,

спеют вишни да ирга.

Тут у нас не то чтоб зона…

Зона отдыха, ага.


Харе Рама, харе Кришна!

Отгоняю я беду

(чпок фасолью по дрозду!),

стерегу иргу и вышки

(чтоб тебя! Иргу и вишни!)

и спокойствие блюду.


Ну а муж забрался в хатку,

болен сплином и хандрой.

Слёзно просит ягод сладких…

Дулю с маком! Хрен с икрой!!!


Смачно мужа я ругала,

как на зоне вертухай.

В это время стая галок

подняла нахальный хай.


Прогоняла так и сяк я

жадный выводок галчат.

Тырят вишню эти сявки

и – стучат, стучат, стучат…

10. Огурцы

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пульс
Пульс

Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс — один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10 1/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд» и многих других. Возможно, основной его талант — умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство — Барнсу подвластно все это и многое другое. В своей новейшей книге, опубликованной в Великобритании зимой 2011 года, Барнс «снова демонстрирует мастер-класс литературной формы» (Saturday Telegraph). Это «глубокое, искреннее собрание виртуозно выделанных мини-вымыслов» (Time Out) не просто так озаглавлено «Пульс»: истории Барнса тонко подчинены тем или иным ритмам и циклам — дружбы и вражды, восторга и разочарования, любви и смерти…Впервые на русском.

Джулиан Барнс , Джулиан Патрик Барнс

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная проза