«Засланные казачки». Самозванцы из будущего

– А если он такую бяку нам сделает?

– Поедем обратно, только коней напоим – вода в степи общая. А вот закон гостеприимства нарушать нельзя, то уже нашему атаману оскорбление будет! Но вряд ли, это я краски сгущаю. Просто на два дня раньше прибыли, вот они и не подготовились. Андрей Иваныч решил вам побольше отдыха дать, а потому ныне утром и отправил, не стал послезавтра ждать.

Всадники отвели коней в пустой выгон, ослабили подпруги, и ровным шагом пошли к большой юрте, поправив на ходу патронташи на груди и винтовки за спиной, ухватившись ладонями за рукояти шашек.

За эти три недели они с Родионом попали на самый натуральный «КМБ», который им Шубин устроил лично – гонял как сидоровых коз, обучая верховой езде, шашечному бою и долбя мозги обыденными здесь для офицера и казака вещами, начиная от уставов и кончая различными житейскими сложностями.

Так что вчера Пасюк уже подумал, что до поездки в Читу не доживет – сильно болело все тело. Что же говорить о его молодом товарище, который даже после побоев в ЧК выглядел намного лучше. Так что отдых пал на них манной небесной…

На молоденькой степнячке Александр поневоле остановил взгляд – красивая девка, глаза как бездонные колодцы, стройная как березка. Но та почему-то посерела лицом, засунула кулачок в рот, оцепенев от накатившего ужаса, но опомнилась и порскнула за юрту.

– Чего это она?

– Галсан это, «счастье» по-ихнему. Хороша девка, о ней тебе и говорил. Чем-то ты ее напугал?

Тут из-за юрт высыпали бурятки в немалом числе – все принаряженные, и когда они успели, Пасюк так и не понял. Вроде крутились, и бац – на всех мониста богатые, из серебряных монет и украшений, а на одной даже золото поблескивает. Халаты чистые, у пожилой атласный, мехом оторочены. Шапочки с висюльками из серебра и золота, косы тоже украшены, но не у всех – только у девок.

Коня, а то и двух, на украшения одной брачехи купить можно, причем строевиков. А со всех снять – так полувзвод оконить на раз можно – тут оценить было легко, памятуя недавние шубинские уроки. Не бедные у хозяина бабы, хорошо их содержит.

Да, видно, прав Кузьма Лифантьев – золота в своем таинственном ручье Баян немало намыл, оттого монголы их так по-доброму приветили да устроиться на месте помогли…

Родион Артемов

Молодая женщина чертами своего лица походила на гуранку, с изрядной примесью русской крови: и кожей светлая, и волосами, нос прямой. Куда там юной буряточке, что юркнула в юрту от испуга. Девка несмышленая, угловатая, а здесь есть за что подержаться. У Родиона в зобу дыханье сперло от внезапно проснувшегося мужского желания, и он удивленно покосился на Лифантьева, требуя пояснений.

– Вдовица это. Эрдени звать, «драгоценность». Нагулена от наших.

– Как так?

– У них с этим делом просто. Даже пословица есть. Не важно, чей бычок огулял, телочка-то наша!

«А ведь выгорит дело, выгорит! Посмотрела-то на меня как, со значением и обещанием!»

Внутри у Родиона все закипело от страсти, что ударила его по голове и еще одному месту. Он повернулся к Лифантьеву, и тот, поняв, какие мысли обуревают молодого парня, озорно подмигнул:

– Ты не теряйся, она тебя одарит ласкою. Вона как посмотрела, меня даже завидки берут…

Приказной осекся – из юрты вышел дородный бурят, годами в самого Пасюка, чуток постарше, может быть, и направился прямо к ним. Одет был в атласный халат, но отороченный соболем, да шапка с тем же мехом, а пояс блестел – пряжка и та золотая.

Богатая одежда!

– Мендо – о! – радостным и звучным голосом произнес дородный хозяин и низко поклонился Пасюку, скользнув взглядом по погонам подъесаула, затем Родиону, и лишь потом поклонился Лифантьеву, но не так низко, хотя эта разница была еле заметна.

– Амор сайну соджи байну! – ответил приказной, Родион эту фразу следом повторил. Он ничего не понимал – «мендо» его ошарашило. Ведь буряты так приветствуют чуть ли не закадычных друзей.

Последовал короткий уважительный разговор на бурятском языке, который Родион, понятное дело, не понял. Зато интонации говорили ему о многом, а взгляд, любопытный, испытывающий и немного испуганный, что бросил на него и Пасюка Баян, только усилил недоумение Артемова. У него сложилось впечатление что его, именно его, здесь ожидали. Ну, может, и Пасюка, но никак не Лифантьева.

Сопровождаемые любезным хозяином, трое прибывших гостей вошли в юрту. У входа, на низкую лавочку, сложили винтовки и сняли патронташи, оставив кобуры с револьверами на ремнях. В стороне от входа стоял небольшой диванчик, сапа, на который казаки сразу и присели, поставив шашки между колен, чтоб не мешались, – Родион уже знал, что к шашке тут совершенно иное отношение.

Убранство большой юрты произвело на Артемова большое впечатление, он впервые находился в природном бурятском жилище, тем паче чуть ли не на век раньше.

На середине находился очаг, устроенный на кирпичной площадке, так называемой гулумте. В центре возвышались три камня, между которыми и разводили огонь. Увидев, что Родион смотрит на них, Лифантьев бросил одно слово – «дулей».