«Засланные казачки». Самозванцы из будущего

Командир комендантского взвода 269-го полка 90-й бригады 30-й стрелковой дивизии Пахом Ермолаев

– Здравствуй, товарищ Ермолаев. Давно не виделись!

От знакомого скрипучего голоса Либермана, раздавшегося за спиной, Пахом вздрогнул и обернулся.

Начальник Особого отдела словно не заметил такой реакции, держался просто, будто встретил старого знакомца в дешевой харчевне и собирается выпить с ним шкалик водки, как в старое время. Вот только мнимое это было добродушие – глаза чекиста горели нехорошим огоньком.

Да и встретились они не за столом, а на Большой улице, что рассекала город пополам – от набережной Ангары, где еще высился памятник императору Александру III, до крутого бережка меленькой речушки Ушаковки, в устье которой пустили на «распыл» бывшего незадачливого Верховного правителя адмирала Колчака.

Дома стояли грязными и неприветливыми, стекла окон не мыты вечность. Пахом иногда удивлялся, почему так происходит, откуда берется такая убогость и грязь, стоит только утвердиться Советской власти, но одергивал себя постоянно, списывая все на войну и разруху, надеясь, что с наступлением мира и утверждением власти рабочих и крестьян все наладится и появится то самое светлое будущее, о котором постоянно вещали большевики. И он верил в это, не мог не верить! Ведь иначе зачем было затевать и делать революцию?!

– У меня для вас приятная новость, товарищ Ермолаев, рад вам ее сообщить!

Либерман улыбнулся, взяв короткую паузу. От мучительного ожидания у Пахома вся спина покрылась потом – ничего хорошего от такого начала разговора он не ожидал.

– Ваш рапорт удовлетворили, и вы переведены на службу в Особый отдел. Так что поздравляю!

– Но как же, – совершенно растерялся Пахом. – Я же…

– Мы знаем, что сейчас вы переведены в разведотдел армии, и то, к чему готовимся. Работайте дальше и хорошо трудитесь, честно, как надлежит бойцу революции. Это будет нам во благо. Но с этого дня вы служите в ЧК, так что никогда не забывайте, какая сила стоит за вашей спиной. Карающий меч революции!

Пахом сник, внутри все разом заледенело. Надежда на то, что о нем забыли, погасла сразу, будто на едва-едва тлеющие угли разом обрушили ведро холодной воды. Пшик, и все!

Попала собака в колесо, так беги и пищи. Намек на карающий меч он понял сразу – стоит ему сейчас заартачиться, и чекисты под трибунал моментально сунут, благо есть за что, имеются грехи. Да и, в конечном счете, кто ему «военспец» Николаев – не сват и не брат!

– Мы не доверяем бывшим царским офицерам, товарищ Ермолаев! А потому во благо Советской власти теперь имеем над ним пригляд и с вашей стороны. Так что хорошо выполняйте свои обязанности и держите нас в курсе всего происходящего!

– Так точно! – уже чуть громче произнес Ермолаев, демонстрируя рвение. А что ему еще оставалось делать?

– Вот и хорошо. Да, я совсем забыл сказать вам про новость. Губчека отправила и свое ходатайство, совместно с представлением комбрига Грязнова, о представлении вас ко второму ордену Боевого Красного Знамени. Вы и в сибирском походе отличились, и в Тунке из лап белогвардейцев вырвались, в бою как настоящий лев сражались!

Ермолаев промолчал на эти славословия – в душе было как никогда пакостно. Он словно собака на цепи, которой кость бросили…

Глава шестая. Александр Пасюк

– Надо же – первый раз в жизни царский империал в руке держу!

Пасюк хмыкнул, рассматривая бородатый профиль расстрелянного в Екатеринбурге императора Николая II. Золотой кругляшок был чуть меньше единственного серебряного полтинника, но уже с изображением отца последнего российского самодержца, который вошел в историю под именем Александра III «Миротворца».

– За такие деньжищи можно еще раз такое путешествие проделать, а лучше обратно…

Рядом каким-то странным, глухим голосом произнес Родион и сглотнул. Александр видел, что парня начала обуревать «золотая лихорадка» в ее чистейшем виде – в широко открытых глазах заплясали желтые огоньки.

– Вот что внезапно свалившееся на голову богатство с мозгами делает, – Пасюк предупредительно сжал кулак, вроде как ни к чему не обязывающим жестом, но тот понял его правильно и помотал головою, прогоняя наваждение и постепенно успокаиваясь.

И было отчего голове закружиться – многие монеты Александр видел раньше только на фотографиях, ибо в исторических музеях в основном демонстрировали серебро. Или совсем золотая мелочь лежала под стеклом, не рассмотреть толком.

Тут самыми большими, весом в унцию или 31 грамм, были французские в сотню франков или американские 20-долларовые монеты, побольше советских юбилейных рублей, тяжелые и массивные.

А вот знаменитые английские гинеи не впечатлили – меньше империала в 10 рублей, в четверть унции весом, но побольше золотого российского пятирублевика.

Были еще кругляшки с полтинник, щедрой рукой усыпанные плохо отчеканенными иероглифами. Как ни крути, но тут сразу и не скажешь, какую монету держишь в руках – китайскую или японскую.

– Сколько тут?!