Засланный казачок

Почему люди так по-разному ведут себя в этой жизни, ведь каждый из них был когда-то вскормлен материнским молоком? Откуда берутся такие изверги, как Швайнбергер и конченый садист Вайс? Откуда берутся такие презренные типы, как местный хозяин, который, складывая чужие ценности в свою кубышку, одной рукой бросает в яму — изредка! — сырую брюкву и куски заплесневелого хлеба, а в другой держит, пряча до поры его за спиной, остро отточенный топор? Неужели у них когда-то были матери, которые кормили их грудью, пели им колыбельную и желали им, своим деткам, только добра в этой жизни?..

Добрая Д. разрешила нам ненадолго подняться на поверхность, и мы все, включая Малыша, около получаса дышали ночным свежим воздухом… мы пили его, как необыкновенно вкусную колодезную воду.

* * *

Дела наши, кажется, обстоят неважно.

Сегодня, примерно два часа тому назад, приходила Д. Она попросила меня подняться наверх, одну, без ребенка. Я оставила Малыша на попечение женщины и выбралась из "малины" на земную поверхность, где уже успели сгуститься сумерки.

Хотя было темно, я заметила, что Д. чем-то расстроена. Она вздыхала и даже всхлипывала порой, как будто собиралась вот-вот разрыдаться.

Я не очень хорошо говорю по-литовски, но мы как-то понимаем друг друга. К тому же Д. когда-то, еще подростком, работала у хозяина-поляка и способна понимать польскую речь — а я, проучившись два года в университете, хорошо научилась говорить по-польски. Вот и на этот раз я разговаривала с ней то на ломаном литовском, то на польском, чтобы выяснить, что же произошло и из-за чего она так расстроена.

Сначала Д. не говорила прямо, в чем причина тревоги. Она спросила меня, есть ли мне куда податься с Малышом (то есть дала понять, что на этом хуторе нам оставаться опасно). Я сказала: "Нет, мы тут никого не знаем". И спросила в свою очередь, далеко ли отсюда до Вильно — на тот случай, если я попытаюсь с младенцем пробраться обратно в гетто. Д. сказала, что она никогда не была в Вильно. Но знает, что город отсюда неблизко, что туда добираться пешком весь световой день или же, если идти только по ночам, через глухую местность, две, а то и три ночи.

Тогда я и спросила у нее: "Д., скажи мне правду, что произошло и из-за чего ты так расстроена?"

* * *

Литовка, не знаю, чего это ей стоило, все же решилась и рассказала мне о разговоре между "хозяином" и его женой, который она случайно подслушала.

Хозяйка хутора сильно ругалась на своего мужа. "Что ты себе думаешь, черт! Ты прячешь за нашей усадьбой евреев… а о нас ты подумал?! Узнают об этом немцы или "ипатингасы", всем будет плохо! Тебя, жадного дурака, повесят, и меня заодно убьют! Если тебе намылят шею для петли, то кубышка, зарытая в тайном месте, тебя уже не спасет!.."

"А что на это сказал хозяин?" — спросила я.