Засланцы

Я же говорю, интеллигентный у нас народ. Тихий, приветливый, незлобивый. Ну, иногда разгромит что-нибудь, революцию устроит, барскую усадьбу спалит, а так пальцем никого не тронет, мухи не обидит.

Гаишник

Умер гаишник и попал на небеса. Привели его на перекрёсток: слева – рай, справа – ад. И вот его спрашивают:

– Куда ты хочешь, в ад или в рай?

А гаишник говорит:

– А нельзя мне здесь, на перекрёстке, остаться?

И вот подъезжаю я к перекрёстку, а гаишник меня останавливает и говорит:

– Страшный лейтенант Говоров, ГИБДД СВАО, – и дальше неразборчиво, на неприличные слова похоже.

Я говорю:

– Вижу, что вы страшный, лейтенант, только не пойму почему.

Он говорит:

– Нарушаем.

Я говорю:

– Мы с вами?

Он говорит:

– Нет. Вы сами. Документики!

Даю ему документики, делаю обаятельное лицо.

– А чего нарушаем? Еду, никого не трогаю, никто, кроме вас, не жаловался.

– Все нарушаем, – говорит он, – и в нетрезвом виде, и на красный свет.

– Какой же, – говорю, – красный, если это зелёный? Если бы вы были дальтоник, я бы вам поверил, но я-то вижу, что вы не дальтоник. Если у вас лицо сейчас красное, вы же не скажете, что оно зелёное.

– Я-то нет, а вы, дальтоник, зачем пьёте за рулём?

– Ни за чем я не пью, а не то что за рулём. Я вообще никогда не пью.

– Так, значит, никогда не пьёте, а сегодня решили развязать.

– Да я грамма в рот не взял!

– Я вижу. Здесь не граммами, здесь литрами надо мерить. А ну, дыхните!

Я дыхнул.

Он сморщился и говорит:

– Я что-то не пойму, это «Хеннесси» или денатурат?

Я говорю:

– Да вы что? Я только чай сегодня и пил.

– А в чай что заправляли? Портвейн или самогон?

– Да вы что? Я уже три года не пью, как больной.

– Три года больной и за рулём, пьяный и на красный свет.

– Какой красный, если все ехали?

– А если все топиться поедут, вы тоже? Тем более не пристёгнут.

– Кто не пристёгнут? Я же при вас отстегнулся, чтобы права достать!

– Вот я и говорю, что не пристёгнут.

Он глянул в права и закричал:

– А это что за рожа на правах? Это чья фото?

– Моя.

– Ваша?! И вы с таким лицом ездите по столице нашей Родины, городу-герою Москве? Так. У кого вы машину украли?

– Что я украл? Это мои права, это моя машина, а это – я.

– Где тут вы? Вы на себя в зеркало с утра смотрели? Вы на фото волосатый, как орангутанг, а на самом деле голова как у Фантомаса.

– Ну, полысел. У меня права уже десять лет. Я что, не имею права пользоваться своими правами?

– Право вы имеете, но пользоваться этим правом не имеете никакого права.

– Чего-то я не понял.

– Сейчас поясню: пьяный, на красный свет, чужие права и на ворованной машине. Вы знаете, на сколько это тянет?

– На сколько?

– Не знаю. Сколько вам подсказывает ваша совесть.

– Совесть мне подсказывает, что это тянет на двести рублей.

– Да вы что? Какие двести? Здесь сроком пахнет.

– Да я же ничего не нарушал!

– А мои дети не могут ждать, когда вы нарушите. Мой старшенький уже два месяца требует с меня новый велосипед. А вы знаете, на сколько тянет новый импортный велосипед?

– Долларов на двести.

– Вот, видите, у вас начала просыпаться совесть.

– В каком смысле?

– Вы стали называть реальные цифры.

– Слушайте, а у вас совесть есть? У вас есть какие-нибудь принципы?

– Если бы у меня были принципы, вы бы меньше чем за пятьсот у. е. не отделались, а так всего…

– Сколько всего, сколько – двести?

– Двести – это только старшенький. А младшенькому автомобиль за сто у. е. купить надо?

– Итого получается?..

– Триста у. е.

– Слушайте, за что триста у. е.? Я не пьяный.

– Был бы пьяный, меньше чем за тысячу я бы и разговаривать не стал.

– И на красный свет я не ехал.

– А если бы ехал, это ещё пятьсот.

– И машина моя не краденая, в конце концов, вы можете простучать по компьютеру.

– А могу постучать палкой по кумполу.

– Это моя машина, а не ворованная.

– Была бы ворованная – тысячи на две бы потянуло.

– Что же мне делать?

– Я чувствую, у вас совсем плохо с совестью.

– Это у вас плохо с совестью.

– А вот за оскорбление при исполнении вводится коэффициент 1,3. Можете помножить триста на 1,3. Сколько получится?

– Триста девяносто.

– Ну, ещё десять у. е. для ровного счёта. Четыреста у. е., и разбежались по-хорошему.

– По-хорошему уже не получится, потому что я весь наш разговор записал на плёнку.

– Что же вы сразу-то не сказали? Это меняет дело. И на сколько тянет ваша плёночка?

– Ровно на четыреста у. е.

– Вот ваши права.

– Вот ваша плёночка.

– Приятно было познакомиться!

– Век вас не забуду.

– Это точно, потому что, как только вы уедете, я вас передам по рации следующему постовому.

На приёме

– Здравствуйте, доктор.

– Пятьдесят у. е.

– За что пятьдесят у. е.?

– За вход. Здравствуйте, больной.

– Я ещё не больной.

– Но уже и не здоровый. Вы на себя посмотрели бы. Отечность долларов на шестьдесят. Один глаз потухший…

– А второй, доктор, ещё моргает.

– Сорок у. е. – и перестанет. Вы, дорогой, попали куда надо. Наш центр новых медтехнологий из такого, как вы, делает конфетку.

– Доктор, у меня…

– Ну не у меня же. На что жалуетесь, больной?

– На здоровье.

– А я думал, на болезни. Хорошо ещё, что не на тяжёлое материальное положение.

– Нет, доктор, с этим у меня всё в порядке.

– Пока.