-Я уже давно живу не своей жизнью, а чьей-то чужой. Ничего у меня не происходит в жизни. Однообразные будни, ночи, в которых единственным светом являются светофоры на ж/д линиях. Да и если же мою квартиру ограбят вдруг, я не расстроюсь. Здесь уже давно нет ничего, чтобы меня радовало, чем бы я пользовался с радостью...все это лишь обыденная необходимость и пылесборники. Мне в радость, что ты скрасила эту пустоту, - он подошел близко и коротко поцеловал в губы, как будто это он делает уже на протяжении десяти лет и это так обыденно и просто.
Она смотрела на него долгие секунды широко раскрытыми глазами, а он подмигнул и вышел в подъезд, тихо прикрыв дверь.
Алина вновь прижала пылающую щеку к стене и тепло улыбнулась.
Прошло четыре дня. Петр вернулся со смены домой, где его в первые в жизни кто-то дожидался. Когда он зашел, он почувствовал не запах пыли и соседской яичницы, а прекрасный запах щей.
Казалось, что вот так было всегда. Не верилось, что еще неделю назад этого не было.
Его тепло встретили и подарили желанный поцелуй. Теперь в его жизни был свет не только светофоров...
прошла еще неделя. Она устроилась на временную работу сиделкой. Поменяла документы на российские. Это было сложно, но она справилась. Петр работал на своей тяжелой работе с плохим графиком. Иногда его не было по шесть дней! Но она ждала, каждый раз становясь все счастливее, когда он возвращался домой, так обыденно снимал фуражку, сменял форму на домашнюю рубаху и свободные штаны. По приходу, он дарил ей незабудки, целовал в губы и рассказывал, что происходило за эти дни.
На его выходных они ходили в кино или парк, довольствуясь обществом друг друга.
Им не обязательно было вдаваться в подробности фильма, или смотреть на скромную красоту парка. Достаточно было друг друга.
Они вышли их кинотеатра. На улице вечерело. Толпа народа разбредалась в разные стороны, словно муравьи.
Они перешли на другую сторону дороги, когда она вдруг остановилась.
-Ой, Петь, я забыла шарф, - она провела рукой по раскрытой шее, нахмурившись.
-Я сейчас сбегаю, подожди, - она отпустила его руку, развернувшись к дороге.
-Хорошо, - отозвался он, отпуская.
Она посмотрела в обе стороны и ступила на проезжую часть. Вдруг лязгнули где-то близко колеса. Ее ослепила яркая вспышка фар, но ей отчего-то вспомнилась та яркая вспышка взрыва, что она видела при первой смерти. И вновь перед ней пронеслись те ужасные и страшные чувства безысходности умерших. Она вновь их почувствовала перед тем, как услышала тревожный, испуганный выкрик Петра своего имени и машина наехала на нее.
Белый потолок медленно приобретал четкость. Глаза совершенно не хотели раскрываться. Пугала мысль о том, кто она теперь, где она, осталась ли жива, или же это снова чужое тело, которое скоро умрет... но и это быстро прошло и забылось.
Она повернула голову. Рядом стояла капельница, на лице у нее была маска с кислородом, к указательному пальцу была подсоединена какая-то «прищепка» с проводком. Этот проводок тянулся к какому-то прибору, что пикал и показывал ритм сердца.
Маска мешала.
Она стянула ее через голову, морщась от дискомфорта. Скинула ее на пол. Провела судорожно по голове. Пропустила сквозь пальцы короткие пряди волос и нащупала пальцами шрамы на голове.
Перед глазами всплыли воспоминания: какие-то парни приставали к ней с подругой в парке. Ее толкнули, и она упала, ударившись больно головой, а потом тьма.
Следом же за этими воспоминаниями потянулись другие картинки. Страшные и ужасные. И не четкие. Словно она только что проснулась и вспоминает сон.
Но был и добрый сон. О мужчине. Она помнила, что ей было хорошо. Захотелось вновь вернуться в сон, уйти от этой белой реальности.
В углу она увидела сиротливые засохшие незабудки. Ей вспомнилось, что будто она приходила к родителям, а ее вышвырнули, не узнав, и будто она умирала, умирала, умирала... а еще вспомнилось, будто во сне она приходила сама к себе в больницу...все это очень путало, пугало и нельзя было сказать, что сейчас реально...
Дверь отворилась и в нее вошла девушка в белом халате и белой шапочке мед сестры. Она вкатила другую капельницу, кинула взгляд на нее, снова отвернулась к капельнице, словно не заметив, а потом снова уставилась на больную широкими глазами от удивления.
-Ой, - пискнула она, - Доктор!
Уже целый час ее родные хлопотали вокруг нее. Мама плакала от счастья, крепко стиснув руку дочери, отец стоял в ногах кровати и с теплотой наблюдал за очнувшейся, наконец, от комы дочерью. В другой стороны сидел брат. Он рассказывал, как ему было трудно учиться, работать, как он помогал родителям с деньгами. А рядом с ним сидел ее жених. Он тоже улыбался. Все они наводили чувство тоски и какой-то неправильности. Вспомнился отрывок сна, как именно они все, в особенности мать, орали на нее и выгоняли, кидаясь проклятиями в пустой подъезд. Но именно вид жениха удручал ее больше всего. Он был ей так противен, что она не могла дарить улыбку им всем. Иногда только улыбалась в ответ на теплый взгляд отца.