Заставь меня (ЛП)

Когда я возвращаюсь домой, Харлоу нет ни в одной из общих зон, поэтому я проскальзываю в хранилище, чтобы посмотреть, чем она занималась в мое отсутствие. Сначала проверяю камеру в гостевой спальне и обнаруживаю, что она дремлет. Ее ноги спрятаны под одеяло, а рука накрыла глаза, как будто она заснула случайно. Я понял, что она довольно крепко спит, и видя ее такой уязвимой, вспоминаю о том, как я прижал ее к стене сегодня утром.

Боже, она была такой мокрой и нуждающейся. Сладко мычала, ненавидя себя за то, что хочет большего. Я был готов дать ей больше, пока она не начала лгать. Хочу ворваться туда и сорвать с нее покрывало. Заставить ее обнажиться передо мной так, как я был обнажен перед ней, мокрый и возбужденный.

Я бы перевернул ее и напоил ее тугую киску своей спермой, а если бы она запротестовала, я бы засунул ее лицо в подушку, чтобы не слышать этого. Потому что она моя. И я не услышу иного. Даже от нее.

Моя рука сгибается над компьютерной мышкой, когда я переключаю изображение на экране, чтобы не поддаться искушению передумать и ворваться туда прямо сейчас. Я прокручиваю время назад, чтобы просмотреть запись, когда меня не было. Не удивляюсь, узнав, что она рыскала по квартире. Я надеялся, что так и будет. Хочу, чтобы она интересовалась мной так же, как и я ей.

Через полчаса раздается резкий писк, предупреждающий меня о том, что кто-то включил сигнализацию на двери хранилища. Я отключаю ее и проверяю камеру в гостевой спальне. Кровать Харлоу пуста. Затем перевожу взгляд на камеру в коридоре и улыбаюсь экрану компьютера.

Это очень забавно — у нее наглая самоуверенность или острая нехватка самосохранения. Я наблюдаю, все больше забавляясь, как она разочаровывается в запертом замке. Она откидывает с лица выбившиеся пряди волос и смотрит на дверную ручку.

Конечно, ни одна шпилька для волос не сможет открыть эту дверь. И если только она случайно не нажмет на кнопку, замаскированную под винт, она даже не узнает причину своей неудачи. Она встает, убирает с лица волосы и кладет руки на бедра. Смотрит на дверную ручку так, словно это непослушный ребенок.

Теперь я понимаю, что под белой футболкой большого размера на ней нет ничего, кроме нижнего белья. Вижу нижнюю часть ее задницы, выглядывающую из-под подола футболки.

Я хочу взять ее пухлую нижнюю губу между зубами и прикусить, пока она не вскрикнет, но не отпускать, пока не почувствую вкус ее крови. Она может попытаться вырваться, но я отшлепаю ее по голой заднице так, что ей некуда будет деться, только ближе ко мне. Но больше всего хочу увидеть, как она вздрогнет, когда я открою дверь, на которую она так пристально смотрела.

Я так и делаю, и выражение ее лица не разочаровывает. Она варьирует от шока и страха до обиды, словно не может поверить, что я вторгся в ее попытку взлома.

Прислоняюсь к дверному косяку и оглядываю ее взъерошенный вид, не упуская из виду, как ее пухлые бедра сжимаются вместе, когда она делает то же самое, что и я.

— У тебя вошло в привычку врываться в офисы опасных людей?

— Нет, — хмыкает она. — Только в твои. Я не знала, что ты дома, — она выпячивает подбородок, как будто это достаточное оправдание для взлома.

— Давай покажу тебе кое-что, Златовласка, — я нажимаю на специальный винт, и ее выражение лица становится взволнованным, когда она видит скрытую клавиатуру.

— Не могу соврать, это очень круто, — ее глаза смягчаются, когда она смотрит на меня, языком проводя по верхним зубам. Я наблюдаю за этим движением с нечто темным и горячим, закипающим в моем нутре, желая увидеть, как этот же язык вылизывает меня от яиц до головки, а затем обсасывает свои губы, проглотив каждую мою каплю.

Я выхожу из дверного проема и протягиваю руку, приглашая ее войти. Она будет первой женщиной, когда-либо ступившей на порог хранилища.

— На мне нет штанов…

— И что? — смеюсь я. — Не стесняйся меня, куишле, — она смотрит на меня подозрительно, но входит. Я не могу удержаться и шлепаю ее по заднице, когда она проходит мимо.

Она оборачивается, и я пожимаю плечами.

— Плата за вход.

— Это твое логово для слежки или что-то типа того? — она осматривает шесть мониторов и различные записи с камер наблюдения на каждом из них.

— Или что-то типа того, — бормочу я, становясь позади нее и любуясь тем, как ее позвоночник выпрямляется от моего присутствия. Она неуловимо, словно это бессознательное движение, наклоняет голову в сторону, привлекая мое внимание к вытянутой шее. Как будто ее тело реагирует на меня без контроля, предлагая свое обнаженное горло.

Но затем она горбится, скрещивая руки. Я слежу за углом наклона ее головы и вижу, что она смотрит на прямую трансляцию из своей спальни.

— Это уже наглость, Кэш, — она отворачивается, словно не в силах больше смотреть на уничтожение своей личной жизни.