Решительно толкаю дверь, и тут же вижу Гастона без рубашки, читающего в кровати при свете ночника. От этой картинки становится чуточку больно… Я столько времени мечтаю, чтобы это стало правдой! О том, что войду в спальню, где меня будет ждать не чужой мужчина, не объект задания; но здесь и сейчас Гастон. С одной стороны, разница невелика — ведь не я его выбирала, — а, с другой, мы знакомы многие годы, и нас связывает куча личных вещей. Он как раз
— Я видела картину Арчи, — говорю негромко, подходя к шкафу и доставая из него белье и банный халат. Я очень сомневалась, стоит ли брать последний — ведь он занимает в чемодане столько места, — но решилась, потому что в Мичигане, как известно, прохладно. А сейчас просто счастлива: не хотелось бы разгуливать перед Гастоном в заманчивых шелках… — Спасибо за нее.
— Не за что. У меня есть другие — эту можешь оставить себе, — отвечает он ровно. — Подумал, ты оценишь картину больше, чем парень, который собирается закрыть ею трещину в стене, — бормочет.
Губы сами собой растягиваются в улыбке.
— Ну, если уж совсем честно, — усмехаюсь, поддавшись порыву. — Мало кто оценил бы работы Арчи.
— Есть такое, — кивает Гастон. — Но мне показалось, что обсуждать это на похоронах, не скрываясь, не слишком этично. Поэтому, пока он приценивался, я просто снял картину со стены и унес в машину. Никто не возразил.
Я бы с удовольствием посмотрела на самоубийцу, рискнувшего помешать Гастону. Так или иначе, безобидным мой босс не выглядит. Роста в нем сильно за шесть футов [под два метра], такому много претензий не предъявишь… Интересно, сам-то он это понимает?
Я ухожу в ванную комнату, не переставая посмеиваться, потому что перед глазами так и стоит картинка, как щуплый владелец потрескавшихся стен пытается отобрать у Гастона единственный способ придать жилищу благородства.
Но веселье быстро сходит на нет, когда я вспоминаю, что впереди бессонная ночь. Сами посудите: рядом с вами, меньше чем на расстоянии вытянутой руки находится человек, который
Интересно, а что за страшный секрет привел в команду самого Гастона? Не жажда же добрых дел! Есть куда более простые методы.
Помню, когда я впервые узнала о том, что мне придется против своей воли спать с нечистыми на руку мужчинами, то попыталась сбежать. Меня поймали уже на границе Нового Орлеана и вернули в штаб. Не буду рассказывать, что было после, но больше я самоуправством не занималась. А еще выяснила, что Гастон вживляет «своим» людям маячки — под волосы, рядом с позвоночником — чтобы не вытащить… Мне это сделали во время первой пластической операции, я тогда еще недоумевала, откуда боли в шее, но не спросила — испугалась, что вернут в камеру.
У меня много причин не любить свою работу, но факт остается фактом: я по собственной воле нарушила закон и поплатилась. Винить в этом некого. Все, что случилось со мной дальше — огромная удача. Хотя бы потому, что сбежать из-под надзора комиссии и Гастона намного проще, чем из колонии. На то и надеюсь.
Простыни уже нагреты чужим телом, когда я забираюсь под одеяло. В комнате очень тихо, слышится только шорох перелистываемых страниц книги Гастона. Нервы натягиваются, как гитарные струны при повороте колков. Еще чуть-чуть, и раздастся скрип металлической обмотки.
— Ты дочитала материалы? — спрашивает Гастон, нарушая молчание.
— Ты сам знаешь, что нет, — отвечаю как можно спокойнее.
— А планируешь?
— Разумеется!
— Разумеется, — хмыкает Гастон, захлопывает книжку и тянется к лампе.
Деловые разговоры в постели. А что будет дальше? Устав команды гласит, что интимная близость допускается, если это не противоречит легенде. Вы не ослышались: комиссия определяет даже то, с кем мы можем спать. А учитывая, что у меня под боком «супруг»…
— Тебе нужно научиться пугаться не так явно, — хмыкает Гастон. — Иначе желание из вредности прищемить тебе хвост дверью становится почти непреодолимым. Сладких снов, Тая.
К моему облегчению, он поворачивается ко мне спиной и больше общаться не пытается.
Глава 3