Заставь меня ошибиться

Арчи не был дураком, он прекрасно понимал, что я по-детски, по самые уши влюблена в своего куратора. Он заставлял меня чертить и строить макеты, а сам курил трубку, возя кисточкой по холстам, да меняя граммофонные пластинки и потихоньку рассказывал о Гастоне. Ничего секретного, но вещи, которые может знать только хороший друг. О том, кого из художников он любит, чью прозу читает, о смешных моментах их общего прошлого… Я впитывала все, как губка. И никому не пыталась так понравится, как лучшему другу моего идола. Ночи напролет клеила, лепила и строила, искала самые интересные проекты, мучила расспросами, от которых у Арчи шла кругом голова. Не знаю, как он меня терпел. Жалел, наверное… Но он был изумительным. Говорят, «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты» — если это правда, то Гастон поистине хороший человек, пусть иногда я об этом забываю…

Иногда на занятия по архитектуре светловолосый куратор возил меня сам. Не очень часто, примерно дважды в месяц, но я ждала их, как дети — новогодние подарки. Ждала момента, когда сяду в кожаное кресло, укутаюсь в запах Гастона, атмосферу абсолютного блаженства, почувствую в животе сладкий трепет и от удовольствия сожму ладошки, а когда мы доедем до Арчи, несколько минут буду слушать уютные мужские разговоры обо всем и ни о чем.

Если уж совсем честно, я была больше влюблена в свои ощущения, чем в реального мужчину… До поры.

Как я уже говорила, впервые восторг померк, когда я узнала, что мне придется спать с объектами заданий. Это вышло случайно. Одна из солисток, вернувшись с проекта, так орала, что весь дом слышал. И если более опытные девушки хотя бы догадывались, то я — нет. Не смейтесь, мне было семнадцать, и, не обладая изобилием знакомых сверстников, я не слушала разговоры о сексе на заднем сидении и не грезила ни о чем большем, нежели поцелуй. Девочки-солистки меня не очень жаловали из-за возраста (они были старше лет на пять, в среднем), не посвящали в свои дела. Секс существовал в параллельной реальности, где меня не было. Я не мечтала о нем ни с Риком, ни, тем более, с Гастоном, который казался кем-то вроде недосягаемого божества.

Сейчас я понимаю, что мое бегство было лишь попыткой привлечь внимание — не больше. Наверное, я просто хотела услышать, что со мной этого не случится. И не услышала. Когда меня вернули, я минут пятнадцать вся в слезах, сидела напротив Гастона, пока он обрабатывал мои разбитые в кровь колени и ждала, но он не сказал ни слова утешения. И я больше не чувствовала рядом с ним привычного трепета. Не сказать, чтобы после этого смирилась со своей участью, но вспомнила о тюрьме, об убитой женщине и, в очередной раз, уверила себя, что все заслуженно.

Методы обучения изменились сразу после моего восемнадцатилетия — даты, которой, как оказалось, ждали. Одна из моих любимых наставниц попросила меня зайти к ней для серьезного разговора. А уже на следующий день повезла в клинику, чтобы меня хирургическим путем лишили девственности. Сказано было, что так нужно. Я не спрашивала, для чего нужно… После слов солистки мои вторые розовые очки уже пошли трещинками, и знать больше необходимого не хотелось. Было противно, но уж не хуже осознания, что придется спать с преступниками.

Я даже думала, что на этом меня оставят в покое, что обучение почти завершено, но никогда не заблуждалась сильнее… Мне подправили кругозор, вложили в голову языковые знания, нашли подходящую специальность, но это было общее развитие. Совсем не то, о чем говорила комиссия.

Спустя неделю после дня рождения куратор в очередной раз забрал меня от Арчи, но повез не в штаб. Я должна была заподозрить неладное сразу, но по своей феерической дурости, как всегда ничего не поняла. Гастон сказал, что из-за операции не мог присутствовать на празднике и хочет исправиться. Не знаю, как меня угораздило ему поверить, но я без задней мысли согласилась поужинать. Меня ничуть не смутило, что в ресторане при отеле нас всего двое, что шампанское мне было не положено по возрасту [в США до 21 года — совершеннолетия — распитие алкоголя запрещено] и что его было много… Одно хорошо: когда я услышала, в чем состоит финальная стадия обучения, к своей чести, вскочила из-за стола, опрокинув стул.

История человечества не раз доказала, что управлять мужчиной лучше всего через постель. Хочешь узнать расписание его встреч — копайся в мобильном, пока он принимает душ после секса. Хочешь попасть в его кабинет, чтобы осмотреться — разденься, сядь в кресло и «жди» владельца. Можно даже накинуть что-нибудь на камеру, чтобы никто не стал свидетелем жаркой встречи. Главное уметь делать мужчину счастливым — тогда позволено практически все.

И в том весь подвох. Что может вчерашняя девственница, кроме как стыдливо прятать глазки и краснеть? Такая по нраву единицам, да и тех, при достаточном старании, можно обратить в иную веру… В наш век повсеместной распущенности быть красивой и начитанной мало. Именно это сказал мне Гастон, уверяя в необходимости финальной стадии обучения.