— Блин, прости. Я, видимо, клетку плохо закрыла. Сильно цапнула?
— А ты возьми, да посмотри! Вот же дрянь носатая! Не ты, ежиха в смысле, — быстро поправляюсь, смотря на шокированное Анино лицо.
— Ну ладно. Подумаешь, маленький кусь. До свадьбы заживет, — чуть улыбаясь, произносит Аня, подталкивая меня к краю кровати. — Посмотри на это по другому, Дося тебе уберет лишнюю огрубевшую кожу на стопах. У тебя, кстати, ступни в отличие от моих не как у младенца. Во всем надо искать положительные стороны, — садится рядом и приподнимает мою ногу.
— Едрид-ангидрид, у тебя нет куска пятки и кровища! — истерично провопила она.
— Да неужели? Может, врача позовем или сама справишься? — саркастично бросаю я, забавляясь ее реакцией, несмотря на конкретную боль в ноге.
— Блин, надо ехать в травму. Дося же могла заразить тебя бешенством!
— Не заразила. Это декоративная, домашняя тварь с документами. Она сука, но здорова. Аптечка в ванной, дуй давай за ней и лечи меня.
— Нет, ты что?!
— Крови боишься?
— Не смешно, дурак! — вскакивает с кровати и бежит в ванную.
Возвращается на удивление быстро. Но еще больше удивляет то, как ловко Аня обрабатывает последствия на моей ступне. От чего-то я был уверен, что ее действия будут неуверенными, а руки дрожащими. Нет, ничего подобного. Где-то там внутри заиграла гордость за нее. Нормальным она будет врачом, а впоследствии при желании и хорошим. Еще подтянется и даст кому-то фору. Жаль, конечно, что будет косметологом, но и они должны быть, как ни крути.
— Все равно сейчас поедем в травму.
— Никуда мы не поедем. И вообще я голоден. С чем хоть пирог? Надеюсь не сладкий.
— С кроликом и картофелем. Поедем. Я не хочу, чтобы ты умер через…, — запинается, переводя на меня взгляд.
— Ну и какой инкубационный период у бешенства? — ну вот на хрена поддевать ее сейчас?
— Один-три месяца, — с запинкой отвечает Аня. — Умрешь еще в мучениях и молодым. Не хочу так.
— Да к тому же вполне вероятно еще женатым, и не на тебе. Да, это то еще мучение.
— Козел ты все-таки, — невесело заключает она, устремив взгляд на свои руки. И вправду козел. И ведь набрался от самой Ани — ляпать не к месту языком.
— Ладно, прости, — притягиваю ее к себе за плечо. Приплыли, это мое второе «прости» за каких-то полчаса. С таким успехом она с легкостью будет вить из меня веревки.
— Я, может, люблю тебя, а ты… а ты вот такой нехороший, — нехороший епрст. Усмехаюсь в голос. А ведь при всей своей несерьезности, Аня говорит вполне серьезно. И это, черт возьми, приятно, равно как и забота о моем возможном бешенстве.
— Да знаю, что без «может», — после незначительной паузы произношу я, прекрасно осознавая, что мне за это прилетит словесный понос.
— Это все, что ты хочешь мне сказать?! — сквозь зубы процедила Аня, сверкнув на меня яростным взглядом.
— Пока, да, считай, что я трус и боюсь признаваться в чем-либо в ответ.
— Что-то в другом ты признаваться не боишься. Все, — отталкивается от меня. — Иди жри свой пирог, и поедем в травму.
— Не поедем, ежиха здоровая.
— Откуда ты знаешь, где она гуляла? Сам же сказал, из приюта забрал от каких-то плохих хозяев. Мало ли где она там была. Поедем и точка.
— Я наврал тебе. Не из какого приюта я ее не забирал. Купил в зоомагазине, после того, как мы взяли с Никой собаку из приюта. Кстати, назвал я ее Анечкой. Но вот она меня почему-то не взлюбила. Негодяйка.
— Ты купил ее, потому что она носатая, как я и назвал моим именем?! — вскакивает с кровати. — У меня просто нет слов! Лучше бы промолчал! Знаешь, кто ты после этого?!
— Богдан. Посмотри на это с другой стороны, — встаю с кровати и прижимаю к себе сопротивляющуюся Аню. — Тебе такое должно понравиться. Возможно, это даже романтичненько. Я был настолько помешан на тебе, что взял животное, назвал ее твоим именем и вел с ней задушевные беседы. И ты не носатая. Такой я тебя никогда не считал, — несколько секунд Аня обдумывает мои слова и, нахмурив брови, выдает:
— Почему был? Уже не помешан, что ли?
— О Господи…
— Ой, все, пошли есть. Ты только все портишь.
* * *