Заставь меня остаться

— Я понимаю, Аль, — сказал Марат, когда я уже и не надеялась на ответ. — Вот только ты всегда забываешь о том, что говорил тебе я: рядом буду всегда, не обижу, если хочешь — считай меня другом. Но я буду считать тебя той, кто ты есть — моей женщиной.

— Так не получится.

— Уже получается, — улыбнулся он.

Может и так.

Злость на родителей и Марата резко схлынула. Обида улеглась. На время, конечно же, это всегда со мной было и будет — чувство некой заштатности, неинтересности, но сейчас я хочу радоваться тому, что есть. Этим самым историческим домам, которым давно нужна реставрация. И тишине улицы, усаженной деревьями, на которых не раздражает даже побелка стволов. И Марату я рада. Просто потому что он рядом, и я не одинока.

— У меня только ты и ребенок остались. Больше никого, — прошептала, не заботясь, услышит Марат или нет. — Когда ты от дружбы отказываешься, я себя ненужной чувствую. И немножечко сукой. Раньше хотела, чтобы ты исчез из моей жизни, а сейчас для меня это один из главных ужасов. Ты и ребенок — моя семья. Просто я ничего кроме дружбы тебе не могу предложить, и терять не хочу.

— И не придется, но…

— Тс-с-с, — нахмурилась я, услышав жалобный скулеж.

Глава 15

Мы с Маратом остановились. Машин нет, из кафе не доносится музыка. Тишина. И только этот плач — будто обиженный ребенок рыдает и скулит от боли. Сердце рвет.

— Слышишь?

Марат кивнул, и мы с ним пошли на этот звук не сговариваясь. У дорог в старом центре между тротуарами и деревьями, огораживающими проезжую часть, до сих пор сохранились арыки. Когда я маленькой была, в них вода была, с гор спускалась, и питала землю. Бабушка говорила, что, когда молодой была, можно было наклоняться, зачерпывать эту воду, и пить — чистой была. Я застала грязь, пары бензина, и плавающие окурки — так было в моем детстве. Сейчас же воды нет вовсе, просто пустые арыки.

В нем мы с Маратом и нашли щенка, лежащего на боку, сбитого машиной, и плачущего от боли.

— Аль, нет. Вдруг заразный, — Марат удержал меня, не позволяя подойти к животному. — Ты о ребенке думай!

Я кивнула. Видела я уже такое, и не один раз — приносила домой выброшенного котенка, которого мама в итоге заставила отнести обратно, где нашла. Он бежал за мной, не понимая, почему я сначала забрала его, а затем бросила. А я рыдала, и шла домой под строгим взглядом мамы. Видела бездомных щенков, изувеченных животных. Все видела. В детстве это сердце мне разрывало, а как повзрослела, научилась не замечать. Не вижу страданий, значит их и нет. Всем не поможешь, ведь так?

— Всем не поможешь. Он не жилец, — тихо сказал Марат, и я горько усмехнулась — он буквально мысли мои прочитал.

Всем не поможешь, да. Но мир стал бы лучше, если бы мы все хотя бы пытались помочь, а не делали вид, что ничего не видим. Я знаю, что стоит мне отвернуться, и пойти дальше, то через пятнадцать минут я забуду про этого щенка. Снова стану веселой, буду шутить про хвостик малыша, или продолжу разговор с Маратом. Потому что повзрослела, и зачерствела. Привыкла.

Но щенок открыл глаза, заплакал, и посмотрел прямо на меня.

Я могу уйти. Забыть. Но я не хочу. Сейчас это кажется неправильным!

— Я хочу помочь, — дернула Марата за руку. — Пожалуйста! Возьми его! Я на руки не могу его поднять, вдруг и правда лишай, или еще что, а я беременна. Но ты-то можешь!

— Меня не жалко, да, — Марат не стал спорить, обошел дерево, склонился над арыком, и поднял несчастное животное.

— Давай в ветеринарку. Может, смогут вылечить. А если нет, то хоть усыпят, чтобы не мучился.

— Не моли так, Аль. В ветеринарку, так в ветеринарку. И ты еще себя сукой называла, — покачал он головой, и кивнул на дорогу. — Идем обратно к машине, ты посмотри пока адрес ближайшей клиники.

Щенок затих. На его шерстке кровь уже запеклась, жарко. Но живой вроде.

— Здесь недалеко, на Столетова есть клиника. Четыре и восемь звезд по отзывам, — зачем-то прокомментировала я.

Просто у Марата лицо такое… его явно не вдохновляет то, что он явно бездомное и грязное животное на руках несет. Не кривится, но и не тревожится.

Меня должно это оттолкнуть — его черствость и равнодушие, отвратить от Марата, но произошло всё наоборот. Ведь несмотря на то, что он прошел бы мимо, Марат отреагировал на мою просьбу. Не стал утаскивать меня от щенка, не стал закатывать глаза, и называть дурой. Он просто сделал так, как того захотела я. И это дорогого стоит.

* * *

— Жить будет, — с доброй улыбкой Айболита обратился к нам ветеринар. — К вечеру бегать начнет. Рану обработал, зашил, блох вывел, глистов нет.

— А перелом?

— Ушиб и испуг. Щенок, видно, что только от мамы отбился, испугался. Перелома нет. Оклемается к вечеру. Вы сказали, что на дороге его нашли, так?

— Так, — кивнул Марат.