Просматриваю по порядку всё, что уже нарыли на мою охрану. Чисто. Идеальные сотрудники. И понимаю же, что у любого идеального рука может дрогнуть, но что-то царапает, и заставляет сомневаться во всех. Что-то я и сам упускаю из внимания. И, кажется, стоит только вспомнить, как я пойму… что пойму? Хер знает!
«Ищи дальше. Копай под них, под их родственников, жен, любовниц»
— написал я проверенному безопаснику.Дальше сообщение от Руслана. Самое, мать его, стрёмное — его открыть, и прочитать. Но сделать это нужно. Придется.
«Стабилизировали. Критический момент позади, Егор был нестабилен, отсюда и временное резкое ухудшение. Если сутки пройдут без ухудшения состояния, то брата попытаются вывести из комы. Вероятность того, что Егор очнется, высокая, но никто ничего не гарантирует. Выдыхай, брат. Я пошёл бухать. И тебе советую отпраздновать, пусть даже такое сомнительное событие»
Выдыхай?
Выдохнул, и рассмеялся тихо и нервно. Живой брат, крепкий. Теперь-то уж точно очнется! Может, и на ноги встанет! Пусть встанет! Пусть рано или поздно морду мне набьёт за все мои факапы, как в детстве и юности бывало, когда я получал леща от Егора практически ежедневно.
А отпраздновать? Так я уже отпраздновал, пусть и не зная заранее хорошую новость.
Преодолевая брезгливость, убрал за щенком, хотя был порыв Алику разбудить, но… нет. Она точно ребенку няньку не захочет нанимать, а дети не цветами пахнут. Это я по Алисе хорошо уяснил. Так что с брезгливостью придется что-то делать. Потренируюсь на щенке.
Сполоснулся, и с наслаждением лег рядом с Алей. Она даже не проснулась, хотя меня час не было. Кровать хреновая, подушки слишком высокие, неудобные, но мне по кайфу лежать вот так: Алика уткнулась в мою грудь носом, обняла. Я вечность так могу лежать — на узкой кровати рядом с желанной женщиной!
Думал, что долго не засну. Но вырубился почти моментально, и впервые за эти недели не вставал среди ночи, как старпёр. Просто выключился.
А проснулся от тепла и шёлка. Я словно в детство вернулся — такое сейчас во мне невменяемое чувство. Лежу на опушке, подставив лицо солнцу, мелкий совсем. И родители рядом. Тихий смех мамы. Она рядом — обнимает, ерошит мои волосы ладонью, укутывает собой, своим теплом, своим запахом…
Нет, запах не её. От этого аромата я плыву, им дышать хочется, хоть и знаю, что не надышусь никогда. Зарываюсь в этот аромат, чувствую на лице шёлк, и урчу довольно. Уже понимаю — это Алика. Её охренительно пахнущие чистые волосы, её мягкое, тёплое тело, разнеженное сном.
Открыл глаза. Да, она. Спит. Я тоже в полусне. Член наливается, позвоночник простреливает желанием взять свою женщину вот такой — зацелованной, залюбленной, пахнущей своим теплым запахом и мной. Пропитать её еще сильнее, наполнить, полностью присвоить.
— Аля, — приподнял её ногу, на себя закинул, и прижался к нежной шее губами. — Алечка…
Шепчу, целую, глажу её. Ласкаю горячее, влажное от сна лоно. Она улыбается, жмурится довольно, но глаза не открывает. Хорошая моя. А, нет, вот уже постанывает, и черт его знает, спит, или проснулась.
Пах простреливает, затылок давит, а ярость и сила затихли. По утрам желания не такие, как ночами: хочется не драть, а любить. Только свою женщину, которая только подо мной стонет, меня без защиты принимает.
Мягко вошел в её тугое, горячее нутро двумя пальцами, и Алика открыла глаза. Сонные-сонные.
— Доброе утро, — прохрипел, прижался к ней, и осторожно насадил на член.
Ч-ч-ч-ерт! Охуенно! Дышу тяжело, поза не самая удобная, но менять её ни за что не стану. Вошел почти на всю длину, и не сдержал стон — до того в Алике горячо, тесно, влажно. Двигаюсь медленно, жмурюсь от кайфа, не целую, на неё смотрю.
Алика всё еще сонная, но довольная. Постанывает еле слышно. Офигенно красивая она у меня: темные глаза с оранжево-золотыми прожилками, губы пухлые, с морщинками, кожа розоватая, и… веснушки? Не было же их, но сейчас наблюдаю их у её носа — мало, еле заметные, но есть. Милые такие.
— И тебе… доброе утро… — прошептала Алика прерывисто.
Двигается мне навстречу. Также мягко, неспешно. Оба плывем, плавимся. Блядь, не могу я её упустить! Вся она — моя! Без своей можно жить, пока не узнаешь её, а как встретишь — всё, нереально, картонно, пресно.