– Я полностью осознаю опасность, которой подвергаю себя.
На короткий миг мне кажется, что Снейп хочет прикрыть лицо ладонью в знак безнадёжности, но он разбивает вдребезги мои стереотипы и бросается ко мне, рывком вжимая в дверное полотно. Сердце подпрыгивает до самого горла, а рука, до этого покоившаяся на ручке, выворачивается под неестественным углом. Его взгляд мечется по моему лицу, а от следующих слов все силы покидают меня:
– Я делаю всё для того, чтобы уберечь тебя, но ты не упускаешь ни единого шанса пренебречь этим.
И всё. Тут я понимаю, как жестоко ошибался всего час назад, полагая, что Снейп рискует и ведёт двойную игру ради всего человечества, а не ради его отдельного представителя. Сердце в дуэте с дыханием не могут так быстро отходить, как сознание, но мне всё же удаётся сказать прежде, чем профессор успеет отодвинуться от меня:
– Вы не представляете, насколько я ценю всё это.
Он как-то недоверчиво смотрит на меня, а потом выходит из кабинета, я же вновь прижимаюсь спиной к дверному полотну и шумно выдыхаю, переводя дух, прежде чем выйти в коридор. Почему же с ним так трудно?..
Передо мной даже не встаёт вопрос о том, куда нужно пойти в первую очередь, потому что ответ очевиден: мне необходимо увидеть друзей.
Гермиона обнимает меня так, будто я признался в том, что отправляюсь на верную смерть. Больших усилий стоит отцепить её от себя, и в этом мне, как ни странно, помогает Рон.
– Ты его сейчас задушишь, – с лёгким укором произносит друг, расцепляя руки Гермионы за моей шеей, и подруга поддаётся: скорее от удивления, чем от желания прервать крепкие объятия.
– Гарри, это безумие, – она присаживается на подлокотник кресла и всё-таки бросает короткий, но весьма красноречивый взгляд на Рона. Тот замирает у бардового гобелена неподалёку, не глядя в нашу сторону, но по тому, как низко он склоняет голову и поджимает губы можно судить, что друг тоже сильно переживает.
Сразу после весьма эмоционального эпизода со Снейпом я отправляюсь в Гриффиндорскую башню: занятия успели закончиться, и друзья наверняка собрались навестить меня в Больничном крыле. В тот день, что я пролежал с травмой, Рон и Гермиона заключили перемирие – временное или постоянное, покажет время.
Я сталкиваюсь с ними в проёме, ведущем в гостиную, однако радость за моё быстрое выздоровление быстро сменяется тревогой за скорое будущее.
– Это единственный разумный выход. Нужно увезти крестраж из замка как можно скорее.
– И всё-таки не понимаю, зачем тебе нужно ехать? – Гермиона недовольно щурится – она делает так всякий раз, когда что-либо не умещается в её понимании.
– Мне не нужно, я сам так решил, – сажусь на ближайший диван и дёргаю край ни в чём не повинной подушки, стараясь не встречаться взглядом с друзьями. Они никак не реагируют на мои слова, но я рано радуюсь: уже через пять секунд Гермиона решительно тянет меня за рукав свитера. Кивнув Рону, она ведёт меня в сторону выхода, и я не спешу сопротивляться, только недоумённо переглядываюсь с другом, не отстающим ни на шаг. К моему удивлению, Гермиона останавливается на середине винтовой лестницы: она скрещивает руки на груди, демонстрируя непреклонность, и требует объяснений. Даже то, что она стоит на две ступени ниже, благодаря чему я кажусь значительно выше, не умаляет её грозного вида.
Неловко кашлянув в кулак, прислоняюсь плечом к гладкой стене и, глядя на знакомый витраж в стрельчатом окне, тихо говорю:
– Реддл пока что не собирается меня убивать.
Рон постукивает пальцами по широким перилам и согласно кивает:
– Ну да, ты сказал это двадцать минут назад.
Гермиона скептически выгибает одну бровь, и я спешу добавить:
– Только я мало верю в это. По крайней мере, долго это не продлится, но пока это так, я могу…
– …стать своеобразным щитом, – передразнивает меня подруга и шумно выдыхает, скользя взглядом вверх по высоким стенам башни.
Я с трудом удерживаю себя от желания огрызнуться, и помогает мне в этом пара Гриффиндорцев, прошмыгнувших мимо нас по лестнице: всё-таки не стоит говорить о подобных вещах в присутствии чужих ушей. Дождавшись, когда отрезок лестницы окажется пуст, я сажусь на ступеньку и терпеливо объясняю:
– Дело не только в этом. Подумайте сами, я – тоже своеобразный крестраж Реддла, и пока я здесь, Хогвартс находится в опасности.
Понимание бледной тенью проносится по лицу подруги, которая тут же опирается ладонью о стену, как будто у неё резко закружилась голова. Рон медленно опускается на корточки и, глядя на меня широко распахнутыми глазами, произносит не своим голосом:
– Друг, только не говори, что…
Он замолкает, так и не договорив, мне остаётся лишь обвести друзей тяжёлым взглядом и прошептать:
– Вы всё правильно поняли.
Между нами проходит группа первокурсников: их весёлый щебет и счастливые улыбки отдаются странной болью где-то в груди. Гермиона, видимо, улавливает ход моих мыслей, раз её печальный взгляд приковывается к детям и не отпускает их до тех пор, пока они не скрываются за портретом Полной Дамы.