Заставь меня жить (СИ)

Барти обескуражен: его тонкая рука с тлеющей сигаретой замирает в воздухе, сам он смотрит на меня, не моргая, широко распахнутыми глазами. Я действительно удивил его, и это изрядно бесит. В самом деле, он что, держал меня за безнадёжного дурака, полагая, что я не знаком с логикой?! Однако следующая его реплика разрушает любые сомнения на собственный счёт.

– Умный малыш-Поттер, – тянет он, и его взгляд начинает блестеть от искр восхищения. Он съезжает немного вниз – так, чтобы можно было опустить затылок на широкую спинку дивана, – делает последнюю затяжку и раздавливает окурок в пепельнице. Саркастичный и манерный, он кажется более привычным, однако что-то здесь не так. Он темнит, это слишком очевидно. Зная Барти, он наверняка задумал какую-то хитроумную игру за спиной Тома, в которой мне отведена далеко не самая последняя роль. Стал бы он церемониться со мной, ведя странный разговор и таская по непонятным заведениям? Вряд ли. Если бы он действительно хотел сдать меня Реддлу, то давно сделал бы это. Можно, конечно, проверить серьёзность его намерений радикальным способом…

– Тогда я не вижу ни единой причины, которая может помешать тебе, – произношу с поразительной для самого себя лёгкостью, старательно не обращая внимания на то, как тухнут искры во взгляде Барти, – тем более ты мог сделать это гораздо раньше, пока я был не в состоянии постоять за себя. Так было бы значительно проще.

Незаметно выдохнув, я нагло беру со стола зажигалку и откидываюсь на спинку удобного дивана, почти точно копируя позу Пожирателя. Перемены в его состоянии завораживают: взлохмаченная голова медленно склоняется, взгляд тёмных глаз мог бы превращать в камень, если бы во мне не было столько смелости. Скорее всего, дело в алкоголе, который уже давно скользит по венам в компании с разгорячённой кровью и спускает все тормоза. Я нахожу в себе силы разорвать зрительный контакт и взглянуть на зажигалку в своей руке. При ближайшем рассмотрении на её серебряном боку я различаю ту самую гравировку, профиль хищной птицы, чей глаз инкрустирован тёмным янтарём, в красном освещении кажущийся почти чёрным. Совсем как глаза Барти. Недавние мысли о его сходстве с птицей и возможном прозвище растягивают губы в совершенно неуместной улыбке, но внезапное появление рук Крауча в поле зрения заглушает все мысли.

Он перегибается через стол, хватает меня за рубашку на груди и резко дёргает вперёд, из-за чего край стола неприятно ударяет под дых, и я чуть не смахиваю собственный бокал. Я вскидываю голову, и мы едва не сталкиваемся носами – так близко мы сейчас друг к другу. Барти не позволяет отстраниться, опускает локоть на моё плечо и сжимает пальцы на рубашке между лопаток. Крылья тонкого носа трепещут, когда он раздражённо цедит:

– Ты нужен Тёмному Лорду живым и невредимым, понятно?

От него пахнет кофейными сигаретами и терпким безумием, торчащая чёлка щекочет мой лоб, а колени под столом натыкаются на мои собственные. Другим локтём он нечаянно толкает мой бокал, увеличивая его шансы на падение, но не замечает ничего вокруг. Я же вижу и слышу всё: музыку, которую словно взяли из эротических фильмов и решили включить здесь, звонкий женский смех с соседнего дивана, частый звон бокалов с другого, кричаще-красный интерьер, который странно действует на сознание, и Барти, самого странного человека из всех, кого я встречал.

– Реддл не тронет меня до тех пор, пока не сможет извлечь из моего тела часть своей души. Да, я знаю об этом, – добавляю, увидев, как высоко взлетают брови Барти, – однако не думаю, что он нашёл нужный способ, и моё присутствие вряд ли ему в этом поможет. Поэтому хватит делать из меня дурака, а просто скажи: зачем я здесь с тобой?

Если честно, я действительно чувствую себя дураком, который, как попугай, повторяет один и тот же вопрос: «Зачем?». Барти не хочет признаваться, каждый раз ловко поворачивает разговор в другое русло, но я не отступлюсь, пока не узнаю хотя бы часть правды.

Однако этот сукин сын молчит и продолжает разглядывать меня, не собираясь убирать руку и отстраняться: алкоголь в его крови тоже взял своё, от него взгляд становится непривычно мягкий, но я понимаю, что это не более чем обман зрения. Я ненавижу себя за то, что, несмотря на всё случившееся, продолжаю испытывать к Барти поразительное, возмутительное и совершенно неуместное доверие, а доверие в союзе с бессонной ночью и алкоголем выливается в откровенно безумные вещи. Иначе как объяснить то, что я зову его, зову по имени, только для того, чтобы напомнить о заданном вопросе, но он понимает это как-то по-своему:

– Барти…