Заставь меня жить (СИ)

После мне остаётся только догадываться, что толкнуло меня на подобное, но это становится не столь важно, потому что эффект достигнут: я будто переношусь во времени. Тот самый тяжёлый порочный взгляд, который я впервые увидел в Лютном Переулке, сейчас вызывает волну горячих мурашек, пробежавших вдоль спины и рассыпавшихся на затылке. Уши будто закладывает, потому что музыка и все остальные звуки отходят на второй план, а я откровенно не могу понять, что со мной происходит. Будь проклят Крауч с его странным поведением, создающим иллюзию обманчивого доверия, но я вновь попался на эту наживку.

– Давай, скажи это ещё раз, – наконец, произносит он на грани сакраментального шёпота и вытягивает шею: совсем немного, и вот я уже могу почувствовать его неровное дыхание на своих губах. К запаху сигарет и джина присоединяется тот самый аромат дорогого одеколона с коричными нотами, который заставляет изумиться, почему я раньше не чувствовал его, вернее, не обращал внимания. И, главное, почему обращаю сейчас.

Я чувствую, как колено Барти проходится по моей ноге, но стол, хоть и узкий, по-прежнему разделяет нас, и я вроде как рад этому.

– Ну же, Гарри, что тебе стоит вновь произнести вслух моё имя? – его речь, сладкая, как сахарные перья, буквально пригвождает меня к дивану, и я физически не могу произнести ни единого слова. Горло пересыхает так, будто я не пил два дня, горячее марево занавешивает взор, стоит Краучу легонько надавить мне на затылок. Лёгкая, едва проклюнувшаяся щетина щекочет кожу, когда он прижимается губами к уголку моего рта, так невыносимо чувственно, что безапелляционно выбивает из меня последние капли решимости. Он действует очень осторожно, словно боится спугнуть меня, словно всё, о чём мы говорили до этого, в один миг стало неважно, просто рассыпалось, как карточный домик, лопнуло, как мыльный пузырь. И это так не похоже на Барти, на прежние властные действия, хотя сейчас он имеет надо мной большую власть, чем когда-либо. Я опускаю ладони на его плечи в желании прекратить всё это, но могу лишь сжать гладкую ткань пиджака, не в силах сопротивляться. Это сложно признать, но мне хочется того же, что и…

– Барти, прошу, перестань, – произношу я, всеми силами стараясь, чтобы голос не сорвался, и в моих ушах он звучит вполне пристойно, но только не в ушах Крауча. Он жарко выдыхает мне в щёку, словно сетуя на моё поведение, но всё-таки отстраняется. Правда, как выясняется через мгновение, только для того, чтобы продвинуться по дивану, и оказаться так близко, чтобы я вновь смог почувствовать тепло его тела. Теперь стол не разделяет нас, и я теряю свой последний щит, хоть Барти и не спешит прикасаться ко мне. Он закидывает ногу на ногу и облокачивается на спинку, я же беру себя в руки, примеряя самый грозный вид. Скрестив руки на груди, я бессознательно закрываюсь от Крауча, не в силах понять, на что злюсь больше: на его дурацкие игры в обольщение или то, что он остановился, выполнив мою просьбу.

– Ради всего святого, разве ты не слышишь самого себя? – тёмные ресницы вздрагивают, тот самый порочный взгляд опаляет сознание. – Если бы не вся эта история с Пророчеством, с которой всё началось, ты был бы моим.

Я быстро моргаю, словно что-то попало в глаза, и гадаю, не послышалось ли мне, однако коварная улыбка, блуждающая по губам Крауча, не оставляет никаких сомнений.

– Откуда такая уверенность? – громко откликаюсь, полностью вернув себе самообладание. Барти многозначительно посмеивается, второй рукой поигрывая зажигалкой: сжав металлические бочка двумя пальцами, он ведёт ею по столу, переворачивая на другую грань, и так до бесконечности. Это действие отвлекает всего на несколько мгновений, которых Краучу не доставало. Я мог бы попытаться сбежать, хоть и осознаю ничтожность своих шансов, мог бы напомнить ему о Реддле, о котором мы, не сговариваясь, так успешно забыли. Я мог бы сделать что угодно, но не делаю ничего, когда Барти наклоняется так, чтобы наши лица оказались на одном уровне, а его ладонь, секунду назад игравшая зажигалкой, опускается на моё колено.

– Я вижу это в твоих глазах, – выдыхает он мне в губы, и этот жаркий шепот впивается в мой мозг, как гарпун в спину акулы, наши носы касаются друг друга, и губы стремятся последовать их примеру. Мне вновь трудно контролировать себя, контролировать свои пальцы, которые желают утонуть в вихре тёмно-русых волос, собственное тело, которое хочет податься навстречу ладони, уверенно скользнувшей вверх по ноге.

– Ты пылаешь, как огонь, пылаешь так ярко, что практически ослепляешь, и не говори, что в этом мы с тобой не похожи, – выкладывает Барти свой козырь с закрытыми глазами, и я понимаю: сейчас или никогда. Либо я сейчас же всё это останавливаю, либо дороги назад не будет. Я уже не думаю про собственную мотивацию, потому что это бессмысленно: желать (во всех самых откровенных смыслах этого слова) Пожирателя Смерти – почти такое же сумасшествие, как хотеть прыгнуть со скалы без парашюта.