Заставь меня жить

Вторая попытка произнести хотя бы слово также не увенчивается успехом из-за того, что его пальцы на миг прикасаются к моему лбу и вискам. Не то чтобы я отличался красноречием, но моё подобное безмолвие в присутствии Снейпа повторяется всё чаще и чаще.

- Как ты себя чувствуешь?

Различаю намёк на волнение в тихом голосе. Приятный для меня намёк.

- Не совсем хорошо.

Его вопросительный взгляд загоняет меня в тупик, правда, не такой тёмный и безвыходный, как тот, в котором я нахожусь по вине близости этого невероятного человека.

- Голова ноет, не выспался.

Собственно, это является правдой.

Быстро поднявшись, прячу флакон с зельем в боковом кармане сумки, уже собираюсь уйти, но в последний миг передумываю. Не выпуская сумки из рук, опускаюсь рядом со Снейпом, и на этот раз с красноречием у меня нет никаких проблем:

- Если вы поцелуете меня, как вчера перед сном, боль наверняка уйдёт.

Знаю, такой наглости свет ещё не видел. И Снейп в том числе. Он медленно сощуривает глаза, словно подлавливает меня на хитрости, уголок губ неумолимо ползёт вверх, хотя видно, что профессор очень желает не допускать этой улыбки.

Не знаю, откуда во мне столько сил, но я терпеливо жду продолжения, тогда как внутри меня словно что-то трясётся.

Веки опускаются как раз в тот момент, когда его губы прикасаются к скуле. Рот, как назло, приоткрывается именно тогда, когда эти же губы перемещаются немного ниже, а неведомая сила поворачивает моё лицо так, чтобы…

Всё моё существо начинает изворачиваться в нетерпении: он не целует меня. Он останавливается, смотрит на меня сверху вниз, взгляд тёмных глаз затуманен, к сожалению, неизвестными мне раздумьями, а узкие ладони исчезают с моих коленей.

Я в растерянности. Я хочу, чтобы он сам поцеловал меня. Смог же он сделать это однажды, но почему ему так трудно поцеловать меня - живого?

Глупо сидеть и ждать, но ещё глупее уходить отсюда. Какая разница, что я опаздываю на завтрак? Какая разница, что друзья будут спрашивать, почему я не вернулся в башню этой ночью? Важно лишь то, чего я никак не могу получить от своего профессора.

Тут он забирает сумку из моих рук и, аккуратно опустив её на пол, произносит странным тоном, оттенок которого я не успеваю понять:

- Учти, Поттер, ты можешь привыкнуть к этому.

Скорее чувствую, чем понимаю, что он целует меня, даже несмотря на то, что чувства - совершенно непонятные и смазанные, буйные, бьющие через край. Ладони сами собой находят место на мерно вздымающейся груди, его же руки возвращаются на мои колени, подтягивая ближе к себе. Я запутываюсь, не зная, что делать: думать о странных откликах сознания или не думать вообще.

Вскоре осознаю, что единственно верным решением может быть только второй вариант.

* * *

К счастью, после рассказа о Сириусе друзья даже не думают докучать мне вопросами о том, почему я не ночевал в башне. Только моему состоянию это мало помогает. Моё восприятие действительности значительно притупляется, когда в голове, как стая спугнутых птиц, раз за разом пролетает вихрь образов сегодняшнего утра в кабинете профессора зельеварения или когда ледяные мурашки бегут вдоль позвоночника при малейшей мысли о крёстном. Я как между двух огней.

Никогда бы не подумал, что мысли могут быть настолько неотступными.

Во время Защиты от Тёмных Искусств профессор Люпин то и дело косится на меня, что немудрено: вид у меня, наверняка, не от мира сего. Даже Рон, обычно не отличающийся внимательностью, замечает мою рассеянность. Хотя состояние друга, который сейчас бледнее Почти Безголового Ника, ничуть не лучше. Он до сих пор не может отойти от того, что Пожиратели Смерти подобрались так близко к дому его родителей.

Ещё мне не дают покоя слова Снейпа. Что значит: «Ты можешь привыкнуть к этому?». Либо он искренне не догадывается о том, что я уже привык, либо искусно притворяется. Причём, больше верится во второе.

Ремус просит меня задержаться после урока. Он выглядит усталым: сероватый цвет лица, более резко очерченные морщины на лбу и в уголках глаз не придают ему здоровый вид, но, по крайней мере, это - лучше, чем то, каким я видел его пару недель назад. Только в глазах больше нет той доброй и тёплой искринки, что всегда была до момента смерти моих родителей.

Профессор достаёт из ящика своего стола аккуратно сложенный пергамент, при виде которого у меня непроизвольно перехватывает дыхание. Практически выпрыгиваю из кресла и забираю из рук мужчины драгоценную Карту Мародёров.

- Ремус, но…как? Получается, это ты забрал её у меня? - быстро произношу, перескакивая взглядом с карты на улыбающегося Люпина.

- Именно. Я не хотел, чтобы её обнаружил Дамблдор или ещё кто-нибудь. Всё-таки, это весьма ценная рукотворная вещица.

Возвращаюсь в своё кресло, не переставая улыбаться, но стоит мне взглянуть на внезапно помрачневшего Люпина, моя радость мигом сходит на нет. Конечно, он позвал меня не только за этим…