Заставь меня жить

Разминая онемевшие мышцы, я выхожу из комнаты и собираюсь спуститься вниз, как вдруг любопытство берёт вверх и заставляет тихонько подкрасться к краю лестницы и напрячь слух.

Голосов четверо и, насколько можно разобрать, их обладатели стоят в прихожей и негромко переговариваются.

- Что же теперь нам делать? - с волнением в голосе шепчет мама.

- Лили, ты слышала, что сказал Альбус. Надо последовать его совету, и сделать всё в точности так, как он предложил, - это уже профессор Люпин.

- Но кого нам выбрать в качестве хранителя? - подаёт голос отец.

- Джеймс, какой хранитель, ты что? Я не хочу уезжать отсюда! - вновь говорит мама, немного повышая голос, но её тут же перебивает Сириус.

- Лили, потише! Разве ты не понимаешь, что всё настолько серьёзно? Находиться здесь становится всё опасней с каждым днём! Подумай о себе и Джеймсе. Подумай о Гарри в первую очередь.

Голос крёстного понижается до шёпота, и мне приходится подойти ещё ближе к лестнице, чтобы расслышать ответ мамы:

- Я всё понимаю, и волнуюсь за Гарри гораздо больше вашего. Но вдруг это всё-таки неправда? Насколько мне известны способности этой…

Раздаётся чьё-то шиканье, после чего мама, так же как и Сириус, переходит на шёпот. Если я попытаюсь спуститься, то в любом случае выдам себя скрипом ступеней. Но мне так необходимо узнать, про чьи способности говорит мама.

Осторожно спускаясь ниже, я пытаюсь вновь прислушаться, как вдруг мерзкий и непозволительно громкий скрип ступеньки разрезает тишину моего укрытия. Вот дьявол.

Глухо выругавшись, я понимаю, что терять мне уже нечего, поэтому быстро выхожу в прихожую.

У них даже выражения лиц одинаковые: удивление, смешанное с вопросом, не услышал ли я что-нибудь не то. В другой ситуации это выглядело бы забавно, только мне сейчас совсем не до смеха.

- Где вы были?

Четвёрка мельком переглядывается, словно ищет поддержки друг у друга, и через какое-то время отец нарушает молчание:

- Гарри, мы были…

- У профессора Дамблдора, да? - с откуда-то взявшейся горечью в голосе я перебиваю отца.

- Да, у него… - отрывисто отвечает папа, и по его лицу видно, что в мыслях у него идёт ожесточённая борьба.

- И что он вам сказал? Зачем нам надо уезжать? Какой ещё хранитель?

С каждым мгновением я всё ясней ощущаю разрастающийся в душе праведный гнев.

- Гарри, ты и так услышал слишком много, тебе вообще не стоило знать даже этого! - мама вдруг начинает умолять, только вот меня уже понесло.

- Ах, не стоило? С каких, интересно, пор я вышел из числа ближайшего окружения? С какого момента появилась информация, предназначенная для всех, кроме меня?!

Я изо всех сил стараюсь сдерживать себя, не говорить слишком громко, но волны злости и горькой обиды захлёстывают меня с головой, и даже мама, для которой мои слова сейчас сродни пощёчины, даже она не смогла бы утихомирить бурю в моей душе.

- Ты не так всё понял, Гарри! - восклицает Сириус.

- Ну так объясните!!! - я не выдерживаю и перехожу на повышенный тон.

Снова это дурацкое молчание.

- Мы не можем. Гарри, прости, - хрипло произносит мама, но окончания фразы я уже не слышу, потому что круто разворачиваюсь и буквально взлетаю вверх по лестнице, громко хлопнув дверью своей комнаты и наложив на неё Запирающее заклятие.

Не могут они. Обалдеть. Это уже ни в какие ворота.

Что сказал им Дамблдор? Какая опасность грозит нашей семье, и неужели всё настолько серьёзно, что нам надо покинуть дом? А как же Хогвартс?

Голову словно стягивает железным обручем, но я не обращаю внимания на боль, только сжимаю пальцами виски и думаю, стараюсь из обрывков фраз собрать воедино цельную картинку. Но это так трудно…

Через полчаса раздаётся короткий и неуверенный стук в дверь. Затем голос мамы. Вроде как требует открыть ей.

Прости мам, но я не могу. Я всё в состоянии понять, я даже смогу принять любую опасность, я уверен в этом. Но только не предательство. А ваше молчание никак иначе, как только предательством не назовёшь.

Спустя какое-то время мне приходится смириться с тем, что сам я ни до чего не додумаюсь. Потому что мне катастрофически не хватает информации. Лишь в одном я стопроцентно уверен - что всё это самым прямым образом связано с теми взрывами.

Глаза начинают слипаться, тело становится словно ватным. За окном уже совсем темно. Взглянув на часы, я удивлённо вскидываю брови - полдвенадцатого.

За дверью периодически раздаются перешёптывания, но больше никто не решается меня потревожить.

Выпустив Буклю на ночную охоту, я оставляю окно открытым и ложусь спать. Вернее, пытаюсь поспать хотя бы несколько часов, потому что сумбурные мысли не дают покоя.

С огромным трудом я дожидаюсь первых лучей солнца.

Выскользнув из своей комнаты, я осторожно и по возможности бесшумно выхожу на улицу. Солнце только-только встаёт над горизонтом, поэтому довольно-таки прохладно, но мне лень возвращаться в дом за одеждой потеплее.

Чувство обиды несколько притупляется, на смену ему приходит пугающее безразличие и разочарование.