Заставь меня жить

Мог ли я предположить, что причина его неожиданной отстранённости кроется в моей матери? И в мыслях не было. Более того, когда я услышал её имя, казалось бы, всё должно было стать на свои места. Не тут-то было. Ясности новое знание не добавило, а лишь преумножило количество вопросов.

Да, я - её сын. Сын той женщины, которую он любил и которая погибла. И теперь этот сын прицепился к нему, как назойливый репейник к полам мантии, и не желает отцепляться. Чёрт побери, а что он до этого думал?! Ведь позволял же и цепляться, и не только…

Я пока что смог сформулировать лишь один вариант ответа на все вопросы: он считает, что подобными отношениями оскверняет память о моей матери. На большее мой юношеский мозг пока что не способен.

Бессилие застилает мою душу, как грозовые тучи - лучезарное небо. В такие моменты я превращаюсь в беспомощного ребёнка, который взбирается на шаткий табурет и становится на цыпочки в бесполезной попытке дотянуться до самой верхней полки серванта, где спрятана вазочка с лакомством. Мне тяжело признаваться в этом, но от правды не скроешься: я сам себя боюсь. Меня пугают перемены в собственном сознании, вспышки неконтролируемой злости, боль в шраме и эти треклятые видения. Чем больше я знаю о последних, тем печальнее моё положение. Дамблдор и Снейп - единственные люди, которые могут внести ясность, обнадёжить или же подготовить к худшему. Если с директором всё понятно - я уверен, со временем он всё расскажет мне, то в случае с профессором зельеварения всё гораздо сложнее. Чем дальше, тем я становлюсь всё более и более зависим от Снейпа, который, в свою очередь, вновь превращается в того человека, каким я знал его предыдущие шесть лет: просто «один из моих профессоров», как он сам выразился однажды.

Я не спорю, со смертью родителей многое во мне изменилось. Что-то сломалось и ушло безвозвратно, а на этом месте выросло нечто новое, но пока что не очень крепкое. Это касается и моего восприятия внешнего мира и общества, в котором я живу. Возможно, я слишком нуждаюсь в ребятах и друзьях моей некогда полноценной семьи. Возможно, я требую от людей невыполнимых вещей. Я не исключаю ни единого «возможно», ибо, как показала жизнь, иногда возможны даже самые нереальные вещи, такие как выживание после Авады Кедавры.

В своих мыслях о Снейпе я будто бреду по мутной воде, сквозь которую не видно дна, поскальзываюсь на толстом слое ила из домыслов и недосказанности. Профессор утверждает, что я нуждаюсь в присутствии более сильного человека, более того, сам позиционирует себя в этой роли. Я более чем уверен, что он по возможности старается не выпускать меня из поля своего внимания, особенно сейчас, когда узнал о видениях. Я видел, какое неподдельное беспокойство мелькнуло в его глазах, когда я впервые обмолвился о них. Я даже готов понять его отчуждённость, так как со стороны вся ситуация выглядит невероятно и чудовищно. Всё равно что Невилл, который теперь так же, как и я, фактически остался без родителей, будет вешаться на одного из своих преподавателей мужского пола.

Но я отнюдь не вешаюсь на Снейпа, как Ромильда - на меня, да и вообще не стараюсь классифицировать наши отношения. Я просто нуждаюсь в нём, как ни в ком другом из присутствующих в этом замке. Просто рядом с ним мне нечего бояться, будь то мои внутренние демоны или сам Волдеморт, даже если он каким-нибудь чудом вернётся.

Что-то стремительно падает сверху и задевает чёлку. Резко и неприятно вздрогнув, я моментально теряю нить своих размышлений и не без подозрения смотрю на огромные буквы заголовка Ежедневного Пророка, свёрнутого в тугую трубочку.

- Гарри Поттер: герой или марионетка в чужих руках? - тяну я в удивлении.

- Это ещё что за бред? - морщится Рон словно от приступа тошноты, наблюдая за тем, как я разворачиваю газету.

- Сейчас посмотрим, - откликается Джинни и начинает тихо зачитывать начало статьи. - «Гарри Поттер, известный магическому миру Великобритании как Избранный и Мальчик-Который-Выжил»…

На этот раз я давлюсь по-настоящему.

- Мальчик, который…что?! - восклицаю и дёргаю край газеты на себя.

Друзья как-то странно тушуются, чем вводят меня в состояние ещё большего недовольства. Первой подаёт голос Гермиона.

- Ты не знал, да? Ах, да, ты же не читаешь Пророк… Пресса окрестила тебя подобным образом, - осторожно поясняет девушка, но даже ей не удаётся скрыть брезгливую интонацию на слове «окрестила».

- Это отвратительно, - комментирую я свои чувства и веду плечами.

- Мы думаем точно так же, Гарри, - соглашается Рон, подтверждая свои слова уверенным кивком. Джинни уже собирается вернуться к статье, но её брат не даёт ей и рта раскрыть.

- У нас же тренировка сразу после обеда!

Он произносит это так громко, что я непроизвольно дёргаюсь. Обменявшись с Джинни вопросительными взглядами, спокойно отвечаю:

- Не волнуйся, Рон, но я прекрасно помню об этом.

Друг раскрывает и закрывает рот, быстро моргает и, наконец, расслабляется. Немного смущённо почесав кончик носа, он заявляет нарочито-беззаботным тоном: